За чертой - Кормак Маккарти (1994)

— За много лет он первый, кто там похоронен, это я вам точно говорю.

— За сколько лет?

— Не знаю.

— А зачем он приходил?

— Он был шахтером с гор. Забойщик. Barretero. Он заболел и спустился сюда. Но слишком поздно. Никто уже ему ничем помочь не мог.

— А сколько тут живет народу?

— Нисколько. Я один.

— Стало быть, только вы и пытались?

— Пытались — что?

— Как-то ему помочь.

— А, ну да.

Не переставая есть, мальчик посмотрел на хозяина.

— А какой сегодня день? — спросил он.

— Воскресенье.

— Я имею в виду число. Число у нас какое?

— Этого я не знаю.

— А какой месяц, знаете?

— Нет.

— Откуда же вы знаете, что нынче воскресенье?

— Знаю, потому что воскресенье бывает раз в семь дней.

Мальчик продолжал есть.

— Я, вообще-то, мормон. Или был мормоном. Во всяком случае, по рождению я мормон.

Мальчик толком не знал, кто такие мормоны. Оглядел комнату. Покосился на кошек.

— Мормоны перебрались сюда много лет назад. В тысяча восемьсот девяносто шестом году. Из Юты. Когда она присоединилась к Штатам.{40} Ну, то есть Юта. Вот и я был мормоном. Потом я поменял церковь. И стал уже и сам не знаю кем. А потом стал собой.

— И что вы тут делаете?

— Я тут вроде как смотритель. Сторож.

— А что сторожите?

— Эту церковь.

— Так она же рухнула.

— Ну, в принципе да. Конечно. Она рухнула во время terremoto.[220]

— И вы при этом присутствовали?

— Я тогда еще не родился.

— Когда это было?

— В тысяча восемьсот восемьдесят седьмом.

Мальчик доел яичницу и положил вилку на тарелку.

Поднял взгляд на хозяина:

— А вы здесь давно?

— Да уж лет шесть.

— А когда вы приехали, здесь было все вот так же?

— Да.

Мальчик взял свою чашку, выпил до дна и поставил на блюдце.

— Спасибо вам за завтрак, — сказал он.

— Да не за что.

Мальчик сделал движение, будто собирается встать и уйти. Хозяин полез в карман рубашки, достал оттуда табак и холщовый мешочек с обертками от кукурузных початков, нарезанными в виде квадратиков. Одна из кошек на койке встала и потянулась, выпрямив сперва задние ноги, потом передние, потом беззвучно запрыгнула на стол, подошла к тарелке мальчика, понюхала, после чего уселась, подобрав под себя лапки, и стала аккуратно выедать кусочки яичницы, застрявшие между зубцами вилки. Хозяин насыпал в кукурузную обертку табак и стал сворачивать самокрутку. Пододвинул принадлежности через стол мальчику.

— Спасибо, — сказал мальчик. — Я к этому пока не пристрастился.

Хозяин кивнул и с только что свернутой цигаркой в уголке рта подошел к печке. Взял из стоящего на полу ведра со щепками длинную лучину, отворил дверцу, нагнулся, поджег лучину и от нее прикурил. Потом задул лучину, положил ее назад в ведро, захлопнул печную дверцу и, возвратившись к столу с чайником, снова наполнил чашку мальчика. Его собственная чашка с черной остывшей жидкостью стояла нетронутой. Он вернул заварочный чайник на плиту, обошел вокруг стола и сел на прежнее место. Кошка встала, погляделась в белый фарфор тарелки и, отойдя, села, зевнула и принялась намываться.

— Зачем вы сюда приехали? — спросил мальчик.

— А вы зачем?

— Что-что?

— Вы-то зачем сюда приехали?

— А я не приезжал. Я еду мимо.

Хозяин затянулся сигаретой.

— Да ведь и я тоже, — сказал он. — Я — то же самое!

— Шесть лет так и едете мимо?

Мужчина сделал жест рукой — как бы отмахнулся.

— Я здесь вроде как беглый еретик. Бегу от прошлой жизни.

— То есть вы приехали сюда прятаться?

— Я приехал сюда, потому что все рухнуло.

— В каком смысле?

— В прямом. Terremoto. Землетрясение. Бабах — и все рухнуло.

— Понятно.