Коммодор Хорнблауэр - Сесил Форестер (1945)

— Что это значит? — буркнул Хорнблауэр. Теперь, когда его привычная шканцевая прогулка была прервана, он вдруг почувствовал, что очень устал — многое успело произойти с тех пор, как утром арендаторы Смолбриджа приветствовали своего нового сквайра — а боль в ногах напомнила, что он, должно быть, прошел не одну милю, шагая по комнате.

Браун и хозяин гостиницы обменялись взглядами, после чего последний, наконец-то, решился.

— Дело в том, сэр, — начал он нервно. — Это Его Светлость в четвертом номере, как раз под вашей гостиной, сэр. У Его Светлости очень вспыльчивый характер, прошу прощения, сэр. Он говорит — прошу еще раз простить меня сэр — он говорит, что два часа ночи — уже достаточно позднее время для всякого, кто ходит туда-сюда у него над головой. Он говорит…

— Два часа ночи? — удивился Хорнблауэр.

— Уже ближе к трем, сэр, — деликатно уточнил Браун.

— Да, сэр, как раз пробило половину третьего, когда он вторично вызвал меня звонком. Он сказал, что если бы вы просто стучали или пели песни, это было бы еще не так плохо. Но все время слышать, как выходите туда и обратно, сэр — Его Светлость говорит, что эта мерная поступь навевает на него мысли о смерти и Судном дне. Я сказал ему, кто вы, сэр — еще когда он вызывал меня в первый раз. А сейчас …

Теперь Хорнблауэр наконец-то полностью вынырнул из водоворота мыслей, поглотивших его и ступил на твердь окружающей его действительности. Он, наконец, увидел нервно жестикулировавшего хозяина гостиницы, попавшего между чертом — неведомым Его Светлостью с первого этажа и дьяволом — капитаном сэром Горацио Хорнблауэром — со второго и не мог сдержать улыбки. Ему стоило больших усилий не расхохотаться, когда до него дошел весь комизм сложившейся ситуации — неизвестный вспыльчивый пэр внизу, хозяин, испуганный тем, что может чем-то не угодить одному из его самых богатых и влиятельных постояльцев и, в довершение картины, Браун, самоотверженно охраняющий покой своего господина, размышляющего о проблемах экспедиции на Балтику. Хорнблауэр заметил, какое облегчение отразилось на лицах обоих вошедших при виде его улыбки, и на сей раз не мог удержаться от смеха. Брауну был хорошо известен его характер и он ожидал взрыва — а хозяин гостиницы ничего другого и не предполагал — хозяева гостиниц и постоялых дворов обычно не ждут ничего хорошего от постояльцев, покой которых им по воле рока приходится нарушать. Хорнблауэр вспомнил, как ни за что, ни про что выругал Брауна сегодня утром: похоже, Браун не так уж сообразителен, ведь утром Хорнблауэр был просто морским офицером без должности, приговоренным к скуке сельской жизни, а уже вечером он стал коммодором, которого ожидала эскадра и ничто в мире не могло испортить ему настроение — Браун никогда бы этого не позволил.

— Мое почтение Его Светлости, — наконец сказал Хорнблауэр, — скажите ему, что он больше не услышит роковых шагов у себя над головой. Браун, я иду спать.

Хозяин с облегчением выскользнул за дверь, а Браун взял подсвечник — свеча в нем догорела почти до основания — и проводил своего господина в спальню. Хорнблауэр сбросил свой мундир с тяжелыми золотыми эполетами и Браун ловко подхватил его, не давая упасть на пол. За мундиром последовали туфли, рубашка, панталоны и Хорнблауэр погрузился в чудесную ночную рубашку, предусмотрительно разложенную Брауном на кровати. Ночная рубашка из чистого китайского шелка, обшитая парчой с вышивкой на воротнике и манжетах — Барбара специально заказывала ее через друзей из Ост-Индской компании. Грелка — нагретый и обернутый одеялом кирпич — уже успела порядочно остыть, но щедро передала свое тепло свежим льняным простыням; Хорнблауэр заворочался, поудобней устраиваясь в их гостеприимном уюте.