Костяные часы - Дэвид Митчелл (2014)

– Не сердись, мой ангел, нам просто нужно было отдохнуть друг от друга.

– Восемь недель, Юго! Два письма, два звонка, два сообщения на моем автоответчике. Мне нужен контакт, а не отдохнуть друг от друга. – Похоже, сейчас она не столько обижена, сколько уязвлена. – Ты совсем не знаешь, что мне нужно.

«Скажи ей, что все кончено», – настаивает Хьюго Разумник, но Хьюго Распутник обожает женщин в форменной одежде.

– Ты права, я действительно этого не знаю. Ни о тебе, Марианджела, ни о любой другой женщине. Я даже не знаю, что нужно мне самому. До тебя у меня были две или три подружки – но ты… ты совсем другая. К концу прошлого лета мой внутренний взор словно бы переключился на телевизионный канал, где сутки напролет показывали только Марианджелу Пинто-Перейра. Я чуть с ума не сошел. Единственным способом как-то восстановить душевное равновесие была временная разлука с тобой. Часто я почти готов был позвонить… но… видишь ли, ангел мой, все это по неопытности, а не со зла. – Я открываю дверь в библиотеку. – Спасибо тебе за все. За великолепные воспоминания. Прости, что был недостаточно чуток. Прости, что причинил тебе боль.

Она придерживает дверь ногой. Вся такая обиженная, пылкая.

– Сестра Первис просит принести кофе тебе и бригадному генералу. Черный и одна ложка сахара?

– Да, пожалуйста. Но только без всякого амазонского вуду, от которого яйца усыхают, ладно?

– Острый нож надежнее вуду, – огрызается она. – В кофе молоко или сливки, как ты пьешь в своем Камбриже?

– От кофе с молоком у меня сыпь.

– Значит, если… если… я найду настоящий бразильский кофе, ты будешь пить?

– Марианджела, – вздыхаю я. – Если хоть раз попробуешь что-то настоящее, то понимаешь, что все остальное – дешевая подделка.

– Почти закончили, генерал, – говорю я старику, переворачивая страницу. – «Но для меня в этом видении моей юности – весь Восток. Он открылся мне в то мгновение, когда я – юноша – впервые взглянул на него. Я пришел к нему после битвы с морем – и я был молод, и я видел, что он глядит на меня. И это все, что у меня осталось! Только мгновение; миг напряжения, романтики, очарования – юности!.. Дрожь солнечного света на незнакомом берегу, время, чтобы вспомнить, вздохнуть и… прощай! Ночь… прощай…»

Я прихлебываю остывший кофе; бригадный генерал Филби так и не прикоснулся к своей чашке. Пять лет назад этот умнейший человек был полон жизни, а теперь бесформенной грудой горбится в инвалидном кресле. Тогда, в 1986 году, семидесятилетний генерал вел себя так, будто ему пятьдесят; он жил в роскошном особняке в Кью со своей преданной вдо́вой сестрой, миссис Хаттер. Когда генерал сломал ногу, директор нашей школы, его старый приятель, отправил меня выкашивать генеральский газон, но генерал Филби разглядел во мне родственную душу, и вместо того, чтобы корпеть над основами обществоведения, мы с ним играли в покер, криббедж и блек-джек. И потом, уже после того, как его нога срослась, я заходил к нему почти каждый четверг. Миссис Хаттер усиленно меня подкармливала, а потом мы усаживались за карточный стол и генерал наставлял меня в таких тонкостях искусства соблазнения госпожи Удачи, о которых не ведал даже Жаб. Некогда отчаянный ловелас, генерал Филби по-прежнему любил щегольски одеваться, увлекался филателией и лингвистикой, а еще был превосходным рассказчиком. За рюмкой портвейна он мог часами рассказывать о своей службе в Особом лодочном отделении Британской армии в Норвегии в годы Второй мировой и во время Корейской войны. Он посоветовал мне прочесть Конрада и Чехова и научил, как получить фальшивый паспорт, отыскав среди кладбищенских надгробий подходящее имя и написав запрос в Сомерсет-Хаус о выдаче копии свидетельства о рождении. Такая уловка была мне уже известна, но говорить об этом я не стал.