Аннигиляция - Джефф Вандермеер (2014)

Вместо этого они день за днем шли по одному и тому же ландшафту. «Мы идем на север, насколько я могу судить, – писал муж, – но даже несмотря на то что за день мы проходим километров по тридцать, ничего вокруг не меняется». При этом он всячески подчеркивал: они «не ходили кругами», однако было «странно, что мы до сих пор не дошли до границы». В самом деле, они зашли в самую глубь неизведанных областей «Южного предела» (он имел в виду не организацию). «Нас подстегивала неуверенность руководства по поводу того, что находилось за границей».

Я тоже знала, что Зона Икс резко обрывалась за маяком. Откуда? Ну да, так нам говорило руководство во время обучения. Стало быть, я не знала ровным счетом ничего.

В конце концов они повернули назад, потому что «увидели на горизонте фонтаны странных огней и услышали непонятные звуки. Нас беспокоила судьба оставшихся там коллег». Перед тем как развернуться, они увидели «каменный остров – первый остров, который мы видели в Зоне. Нам вдруг очень захотелось исследовать его, однако добраться туда было непросто. По-видимому, на острове когда-то жили люди: холм был усеян каменными домами, а на берегу располагалась пристань».

На возвращение к маяку ушло не семь дней, а четыре: «Земля как будто сжалась». Прибыв на место, они увидели кровавые последствия перестрелки на лестничной площадке. Психолог пропал, а единственный выживший – археолог – был при смерти. «Он сказал нам, что нечто „не из этого мира“ поднялось по лестнице, убило психолога и забрало его с собой. „Но затем психолог вернулся“, – бредил археолог, однако мы видели всего два тела, и психолога среди них не было. Этого нам археолог так и не смог объяснить, как и того, почему они начали стрелять друг в друга. Он только повторял „мы уже не доверяли себе“ снова и снова». Мой муж также отметил: «Некоторые раны были вовсе не от пуль, и с такими пятнами крови я раньше не сталкивался – даже на местах преступлений. А еще на полу был странный осадок».

Археолог «сидел у стены в дальнем углу площадки и угрожал перестрелять нас, если мы подойдем осмотреть его раны. Впрочем, он вскоре умер». После этого они убрали тела с площадки и похоронили на берегу неподалеку от маяка. «Очень тягостно на душе, Кукушка, и не знаю, удалось ли свыкнуться с этим. Навряд ли».

Остались только лингвист и биолог в Башне. «Топограф предложил пойти туда, откуда мы пришли, или в противоположную сторону, но мы оба знали, что это будет бегством от действительности. Все его слова сводились к одному: нужно бросить экспедицию и затеряться на местности».

Местность эта стала негостеприимной. Температура то резко падала, то возрастала; под землей что-то рокотало, случались толчки. Солнце приобрело «зеленоватый оттенок», как будто «граница искажала зрение». А еще они видели, как «птицы: ястребы, утки, цапли, орлы – все вперемешку – единой стаей тянулись куда-то в глубь Зоны, словно с какой-то целью».

Зайдя в Башню, они спустились на несколько уровней и скоро поднялись наверх. Я не встретила ни единого упоминания о словах на стене. «Если лингвист и биолог были там, то гораздо глубже, и мы не собирались их догонять».

Они вернулись в базовый лагерь, где обнаружили тело биолога с множественными ножевыми ранениями. От лингвиста осталась лишь записка: «Ушел в туннель. Не ищите». Я почувствовала укол жалости к погибшему коллеге; он наверняка пытался урезонить лингвиста (по крайней мере, хотелось в это верить), а может, пытался его убить. К тому моменту лингвист должен был попасться на приманку Башни, слов или Слизня. Я по себе знаю, на что способен этот текст. Представьте, что он сотворит с тем, кто в состоянии постичь его смысл…