Время и снова время - Бен Элтон (2014)

– Нынче утром она тебя проведала. Такая смелая, ей же опасно появляться на улицах. Куча телохранителей ни на шаг от нее не отходят. Просто невероятно, что ты рассказал ей обо мне! Я чуть не сомлела, узнав, что ты обмолвился об ирландской суфражистке, поклоннице Розы! Так мило, что ты вспомнил. Да еще сказал, что спас ее ради меня. Она всерьез меня благодарила, что в трудный час ты оказался рядом. Сама Роза Люксембург! Ты не представляешь, Хью, что это для меня значит. Роза наиважнейший человек в политике, даже важнее миссис П. Она столько всего преодолела и всех нас вдохновляет…

Бернадетт стиснула ему руку – возможно, чересчур сильно для его беспомощного состояния, но неожиданно это крепкое рукопожатие помогло ему прийти в себя. Стэнтон открыл глаза и увидел ее шевелящиеся губы… восхитительно маленький рот… каштановые пряди, обрамлявшие ярко-зеленые глаза.

Как будто вновь он очутился в загребском поезде. Их первая встреча. Угостить ее коктейлем, что ли?

Нет. Возвращайся. Назад в настоящее. Громадным усилием воли он перенесся обратно в больницу. Кажется, Бернадетт не галлюцинация, она и впрямь сидит у его кровати. Вот только бы вспомнить, что он хотел ей сказать. Вспомнить, что ему нужно. Нужна какая-то вещь.

– Берни, – прошептал Стэнтон. – Берни…

– Хью! – задохнулась она. – Ты очнулся!

– Нет. Нет. Я умираю, умираю, – шептал он, пытаясь совладать с лихорадочными мыслями. – Слушай меня, Берни. В точности исполни, что я скажу, потому что я при смерти и повторить не смогу. Езжай на мою квартиру. Ключ в куртке. Найди рюкзаки… помнишь?

В глазах поплыло, и он увидел лицо Бернадетт в призрачной компьютерной подсветке, венский гостиничный номер и зрачок пистолета. Стэнтон отогнал видение и сосредоточился, но не мог вспомнить, о чем говорил.

– Да, да, Хью, я поняла, рюкзаки. Что тебе нужно?

Голос ее вернул к яви. Вот оно. Он вспомнил, что ему нужно.

– Малый рюкзак. Открой. Ключ тоже в куртке. – Слова давались тяжело. – Сумочка с красным крестом. В ней коробка с маленькими пластиковыми иглами.

– Пластиковыми? Не понимаю.

– Как стеклянные… прозрачные трубочки с иглами… для инъекций… принеси. Одну воткни мне в живот и нажми поршень. Каждые двенадцать часов. Спрячь, чтобы никто не видел… сделай это, Берни, сделай.

Ну вот. Вспомнил… Теперь можно уснуть.

Но Бернадетт его теребила:

– Хью! Хью!

Голос настойчивый. Уже? Она вернулась?

– Ты сделала? – спросил он, уплывая в забытье.

– Нет! Нет! Хью… где твоя квартира? Ты не сказал. Где твоя чертова квартира?

– Митте… – прошептал Стэнтон. – Митте.

И вырубился. Нырнул в бесчувственность, где его не достать. Бернадетт осталась далеко на свету. Он погрузился во мрак.

Тоннель. Оба-на. Кто бы мог подумать, что избитый образ окажется всамделишным проходом? В конце темного тоннеля свет, и там, конечно, кто-то стоит.

Ну да, Кэсси. Жена и дети его ждут.

Свет в конце тоннеля.

Чему удивляться? Все именно так, как в утренних телешоу рассказывали те, кто пережил клиническую смерть.

Кэсси что-то говорит. Он хотел ей крикнуть, что бросил курить. Но у Кэсси ирландский акцент. И голос Бернадетт. Почему? И что она говорит?

Митте.

Почему голосом Бернадетт Кэсси спрашивает о Митте?

– Митте! – повторяет Бернадетт. – Митте! Ты представляешь, сколько в этом районе контор по сдаче жилья?

Стэнтон открыл глаза. Голова непривычно ясная. Благостное ощущение. Раз-другой сморгнув туман, он разглядел милое лицо, склонившееся над ним. Чуть конопатый нос, слегка неровные зубы.