Затерянные во льдах. Роковая экспедиция - Хэммонд Иннес (1948)

Я расположился и приготовился ждать. На стене ярусами располагались открытки. Все с изображениями льда и снега, а также мрачных утесов и каменных осыпей. За столом портье висели яркие домотканые коврики, кожаные пояса и странной формы прогулочные трости. На самом столе стояло несколько пар мокасин, вручную изготовленных, как мне позднее стало известно, из кожи северного оленя. Изначально местные жители шили их специально для ходьбы по замерзшему снегу, но теперь эта обувь предназначалась для продажи туристам, служившим для жителей поселка основным источником дохода. В углу вестибюля были свалены в кучу рюкзаки, мотки веревки, альпинистская обувь, ледорубы и пара лыж. Атмосфера отеля кардинальным образом отличалась от всего, что я видел на островах.

На лестнице послышались шаги. Я поднял голову. Ко мне спешил невысокий толстый мужчина. Он был одет в черный костюм с белой рубашкой и выглядел здесь так же неуместно, как банковский клерк в спортзале. Он протянул мне белую пухлую ладонь.

— Вы, вероятно, мистер Гансерт, — произнес он. В его широкой улыбке поблескивали золотые коронки.

— Вы мистер Улвик? — спросил я.

— Да. Это я. — Он говорил по-английски с легким американским акцентом. — Пойдемте, побеседуем. Вы уже пили чай?

— Еще нет, — отозвался я.

— Тогда давайте выпьем чаю. — Он взял меня под руку и провел в комнату, стены и потолок которой были явно выкрашены вручную. Комната была пуста. — Сезон еще только начинается, — пояснил он. — Во Фьерланде еще слишком холодно. Отель только что открылся. — Он заказал чай и снова обернулся ко мне. — Ну а теперь, мистер Гансерт, должен сказать вам, что у меня нет того, что вам нужно. Наше ходатайство об эксгумации тела этого человека, Бернта Ольсена, было… как вы это называете… отклонено.

— Отклонено! — вырвался у меня возмущенный возглас. — Почему?

Он пожал плечами.

— Я не знаю.

Вошла официантка с подносом, на котором лежали пирожные и тосты с маслом. Когда она ушла, он снова заговорил:

— Поначалу все шло хорошо. Я встречаюсь с врачом в Лейкангере. Мы идем в полицию. Они говорят, что проблем с этим не будет. Они звонят в Берген. Вчера я весь день нахожусь в Лейкангере. Ходатайство готово, и я оформляю все необходимые документы. А потом, как раз когда я уже ухожу на пароход, полиция говорит мне, что ходатайство надо аннулировать. Они получили телефонограмму из Бергена, в которой говорилось, что было принято решение о том, что оснований для эксгумации недостаточно.

— Послушайте! — возмущенно воскликнул я. — Я же сказал вам, что мне все равно, сколько это будет стоить. Вы встречались с юристами из Бергена?

Его белая пухлая ладонь с толстыми короткими пальцами поглаживала мою руку, как будто он был врачом, успокаивающим капризного пациента.

— Прошу вас, мистер Гансерт. Можете мне поверить, я делаю все, что в моих силах. Я звоню нашим юристам. Я звоню очень высокопоставленному человеку в полиции Бергена. Я даже звоню в Осло, одному из членов стортинга[3]. Но это невозможно. Что-то стоит у нас на пути. Боюсь, что мы столкнулись с защитой чьих-то интересов.

Защитой интересов! Это могло означать только одно — Йоргенсен использовал свое влияние, чтобы предотвратить эксгумацию. Почему? Вот что по-настоящему ставило меня в тупик. Каких последствий эксгумации тела Фарнелла он боялся? Неужели он и в самом деле был убит? Что, если сам Йоргенсен тоже причастен к этому убийству? Я молча пил чай, пытаясь во всем разобраться. Йоргенсен не стал бы открыто впутываться в такую историю. Но там, где речь шла о больших деньгах, возможно было все. Нечто подобное вполне могло бы случиться в Англии, а значит, и в Норвегии тоже.

— Кто стопорит наше ходатайство? — спросил я.

— Этого я не знаю, — ответил он. — Я пытаюсь это выяснить. Но все крайне осторожны. Я думаю, это кто-то очень важный.