Гонка - Клайв Касслер, Джастин Скотт (2011)

— Alettoni — подвешенные маленькие крылья — это Марко украл у вашего отца?

— Не только. Он украл и силу.

— Не понимаю.

— Мой отец изучал, как действуют крылья, чтобы сделать их сильней.

В новом потоке английских слов, приправленных итальянскими, нарисовав вторую картинку, Даниэлла объяснила, что монопланы падают, когда в полете у них ломаются крылья. А у биплана крылья структурно гораздо прочнее. Белл кивнул, показывая, что понял. То же самое он не раз слышал на поле в Белмонт-парке. Монопланы чуть быстрее бипланов, потому что оказывают меньшее сопротивление ветру и меньше весят. Бипланы прочнее — вот одна из причин того, что все удивились, когда разбился «Фарман» Эддисона-Сидни-Мартина. По словам Даниэллы ди Веккио, Марко предполагал, что слабость монопланов связана не с «летающими тросами» под крыльями, а с «тросами приземления» над ними.

— Марко нагружал monoplane мешками с песком, чтобы измерить напряжение полета посредством… как это по-вашему?

— Моделирования?

— Si. Моделирования нагрузки при полете. Отец сказал, что статическое испытание слишком простое. Марко проводил испытание при условии, что крылья не движутся. Он считал, что силы, действующие на них, не меняются. Но крылья в полете движутся! Разве вы не понимаете, мистер Белл? Сила порывов ветра, нагрузки из-за маневров машины — carico dinamico — действие на крылья со многих направлений, и сила не только толкает крылья, но изгибает их. Глупый опыт Марко не учитывал этого, — презрительно сказала она. — Он делал крылья слишком жесткими. Он тессапко, а не artista!

Она протянула Беллу рисунки.

Белл увидел большое сходство с машиной, которую Джозефина уговорила Престона Уайтвея купить у кредиторов Марко.

— Моноплан Марко опасен? — спросил он.

— Тот, что он сделал в Сан-Франциско? Был бы опасен, если бы Марко не украл изобретение моего отца.

Белл сказал:

— Я слышал, что у моноплана, который Марко продал итальянской армии, сломалось крыло.

— Si! — сердито ответила она. — Из-за этого все неприятности. Его слишком жесткий monoplane, тот самый, который он испытывал мешками с песком, разбился.

— Но почему ваш отец не смог продать monoplane «Орел» итальянской армии, если он лучше?

— Марко обвалил рынок. Настроил генералов против любого monoplane. Фабрика моего отца по строительству monoplani обанкротилась.

— Любопытно, — заметил Белл, наблюдая за ее реакцией. — Ваш отец и Марко — оба покинули Италию.

— Марко бежал! — с вызовом крикнула она. — Он привез чертежи моего отца в Сан-Франциско и продавал машины той богачке, Джозефине. Мой отец эмигрировал в Нью-Йорк. Он очень надеялся продать свой monoplane Aquila в Нью-Йорке. Банкиры с Уолл-стрит могли бы вложить деньги в его завод. Но он не успел их заинтересовать: кредиторы конфисковали все в Италии. Он был разорен. И убил себя. Отравился газом в номере дешевого отеля в Сан-Франциско.

— Сан-Франциско? Вы сказали, что он приехал в Нью-Йорк.

— Его заманил туда Марко, пообещав деньги на разработки. Но он хотел только, чтобы отец сделал ему машины. Отец умер в одиночестве. Не было даже священника. Вот почему я хотела убить Марко Селера.

Она скрестила красивые руки и посмотрела Беллу в глаза.

— Я зла. Но не безумна.

— Я это вижу, — сказал Исаак Белл.

— Но меня заперли вместе с безумцами.

— С вами хорошо обращаются?

Она пожала плечами. Длинными пальцами взялась за платье, серое от сотни стирок.

— Когда я сержусь, меня запирают одну.

— Я поговорю с доктором Райдером с глазу на глаз.

Взяв за шею и уткнув лицом в стену.

— У меня нет денег на адвокатов. Нет денег на «медицинских экспертов», которые сказали бы на суде, что я не безумна.

— Можно спросить вас, почему ваш отец не смог найти других покупателей для своей летающей машины «Орел»?