Анж Питу - Александр Дюма (1851)

– Да, – отвечала королева, – я поразмыслила и решила, что будет гораздо лучше, если мы дадим войскам отдохнуть и не станем провоцировать междоусобную войну.

– Что ж, в добрый час, – согласился король, – мне приятно, что у вас сложилось такое мнение. Впрочем, я и так надеялся, что смогу вас к нему подвести.

– Как видите, ваше величество, особенно трудиться вам не пришлось, я сама пришла к этому решению.

– Прекрасно! Вы, я вижу, рассуждаете уже почти здраво, а когда я ознакомлю вас с кое-какими своими соображениями, вы станете вполне здравомыслящей.

– Но если мы придерживаемся одного мнения, государь, то к чему мне ваши размышления?

– О, не беспокойтесь, сударыня, я не собираюсь завязывать с вами спор: вы же знаете, я люблю их не больше вашего; мы просто побеседуем. Разве вам не приятно иногда обсудить со мной дела Франции, как добрые супруги обсуждают домашние дела?

Последние слова Людовик произнес с добродушием, которое он порою себе позволял.

– О, государь, напротив, весьма приятно, – откликнулась королева, – но самый ли удачный момент вы изволили выбрать?

– Полагаю, да. Вы же сами только что сказали, что не желаете военных действий.

– Верно, сказала.

– Однако причину не объяснили.

– Но вы и не спрашивали.

– А вот теперь спрашиваю.

– Причина проста: бессилие.

– Вот видите! Будь вы сильнее, вы начали бы войну.

– Будь я сильнее, я сожгла бы Париж.

– А я-то был уверен, что вы не желаете войны по тем же причинам, что и я.

– Каковы же ваши причины?

– Мои? – повторил король.

– Да, ваши, – не уступала Мария Антуанетта.

– У меня лишь одна причина.

– Какая же?

– А вот какая. Я не хочу воевать с народом, потому что считаю, что народ прав.

Мария Антуанетта не смогла сдержать удивленный жест.

– Прав? – воскликнула она. – Народ прав, что поднял восстание?

– Ну конечно.

– Прав, что взял Бастилию, убил ее коменданта, городского прево, уничтожил стольких наших солдат?

– Господи, да разумеется!

– Так вот каковы ваши размышления! – вскричала королева. – И с ними-то вы и хотели меня ознакомить?

– Они пришли мне в голову, я и сказал.

– Пришли в голову во время ужина?

– Ну вот, – огорчился король, – опять вы хотите свести все к еде. Вы никак не хотите мне простить, что я не теряю аппетита, вы желаете видеть меня поэтичным и воздушным. Но что делать – у меня в семье все привыкли есть. Генрих Четвертый не только ел, но и любил приложиться к бутылке, великий и поэтичный Людовик Четырнадцатый ел в три горла, король Людовик Пятнадцатый, желая вкусно поесть, сам готовил себе пирожки и заставлял госпожу Дюбарри варить ему кофе. Что поделать – когда я голоден, я не могу терпеть, поэтому приходится идти по стопам своих предков – Людовика Пятнадцатого, Людовика Четырнадцатого и Генриха Четвертого. Если вы согласитесь, что иначе я не могу, будьте снисходительны, если же считаете это пороком – простите.

– Но, государь, признайте…

– Что я не должен есть, когда голоден? Нет, – спокойно покачав головой, проговорил король.

– Я не об этом, я говорю о народе.

– А-а…

– Вы должны признать, что народ не прав.