Анж Питу - Александр Дюма (1851)

– Тетечка, да повторяю вам: господин аббат выгнал меня не потому, что я порочный. Он выгнал меня, потому что я допускаю слишком много варваризмов, а также из-за солецизмов, которые время от времени тоже случаются у меня. И он сказал, что это лишает меня всяких шансов на получение стипендии в семинарии.

– Ты говоришь, всяких шансов? Значит, ты не получишь стипендии и не станешь аббатом? И значит, я не стану твоей домоправительницей?

– Да, тетечка, да.

– А кем же ты тогда станешь? – в смятении поинтересовалась старая дева.

– Не знаю. – Питу скорбно возвел глаза к небу. – Как будет угодно провидению, – добавил он.

– Провидению? А, теперь я понимаю, в чем дело! – вскричала старая дева. – Ему задурили голову, научили новым идеям, внушили принципы философии.

– Нет, тетечка, так не бывает, потому что философию начинают учить, только когда закончат риторику, а я все никак не могу покончить с тривиумом[33].

– Смейся, смейся. Я говорю не про эту философию. Я имею в виду философию философов, негодник ты этакий! Я имею в виду философию господина Аруэ[34], философию господина Жан Жака, философию господина Дидро, который написал «Монахиню».

Мадемуазель Анжелика перекрестилась.

– «Монахиню»? – переспросил Питу. – А что это такое?

– Ты читал ее, несчастный?

– Тетечка, клянусь, нет!

– Вот почему ты и не хочешь стать служителем церкви.

– Тетечка, ведь все же не так: это церковь не хочет, чтобы я стал ее служителем.

– Нет, это решительно не ребенок, это змееныш. Он дерзит мне.

– Да нет же, тетечка, я просто объясняю.

– Все, он погиб! – вскричала м-ль Анжелика, выказывая все признаки глубокого упадка сил, и побрела к своему любимому креслу.

На самом-то деле возглас «Он погиб!» означал совсем другое, а именно: «Я погибла!»

Опасность была неминуема. Тетя Анжелика приняла окончательное решение, вскочила, как будто ее подбросила пружина, и помчалась к аббату Фортье, чтобы попросить у него объяснений, а главное, попытаться умилостивить его.

Питу следил за тетушкой до самой двери, а когда она выскочила, сам вышел на порог и увидел, как она стремительно – он даже и заподозрить не мог, что она способна развить такую скорость, – несется в сторону Суассонской улицы. С этой минуты у него не было никаких сомнений насчет намерений м-ль Анжелики: она направлялась к его наставнику.

Это означало по меньшей мере четверть часа покоя. И Питу решил воспользоваться этой четвертью часа, дарованной ему провидением. Он собрал остатки тетушкиного обеда и покормил ящериц, наловил мух для муравьев и лягушек, а затем открыл хлебный ларь и шкаф и позаботился о еде для себя, так как вместе с одиночеством к нему вернулся аппетит.

Произведя все вышеназванные действия, он встал в дверях, чтобы не прозевать возвращения своей второй матери.

Мадемуазель Анжелика величала себя второй матерью Питу.

Он стоял и смотрел, и вдруг в переулке, идущем от Суассонской улицы к Лорметской, показалась красивая девушка. Она сидела на крупе лошади, везущей две корзины; в одной были куры, во второй – голуби. И эта девушка была Катрин. Завидев Питу, торчавшего на пороге теткиного дома, она остановила лошадь.

Питу по своему обыкновению покраснел и замер с открытым ртом, восхищенно взирая на м-ль Бийо, поскольку для него она была высшим воплощением женской красоты.

Катрин стрельнула глазками вдоль улицы, чуть заметным кивком поздоровалась с Анжем и продолжила свой путь.

Питу ответил ей, дрожа от радости.

Эта сцена заняла ровно столько времени, сколько нужно, чтобы долговязый школяр, восхищенно взиравший на м-ль Катрин и продолжавший созерцать то место, где только что находилась она, прозевал возвращение тетки; та как раз вернулась от аббата Фортье и, побледнев от гнева, схватила племянника за руку.