Вдали от дома - Питер Кэри (2018)

Когда Хафиз закончился, я должен был читать Неруду, потом Кристину Россетти, потом э.э. каммингса, потом Уолта Уитмена, потом Джона Донна, потом Шекспира, и мы вставали, чтобы поесть тостов с маслом, пока не закончилось масло и не начало темнеть. Наши желудки урчали. Я ушел покормить кур и вернулся с яйцами, но она выросла на птичьей ферме и не выносила их вкус. В сумерках мы втайне дошли до Гелл-стрит, мимо забегаловки горбуна с рыбой и чипсами, а оттуда вышли на главную улицу. Я не навязывался ей, но я был мужчиной, а потому меня переполняли расчеты: я надеялся вопреки всему, что Фрэнк Бенеллэк не закрыл дверь своей аптеки. Слишком поздно. Мы медленно прошли по главной улице, не касаясь друг друга. Кловер сложила руки на груди и вспоминала истории про Джотто. Мы с восторгом обнаружили, что оба мы обожали необузданную автобиографию Бенвенуто Челлини. Возле здания суда ее локоть наткнулся на мою руку. Она пребывала в восхитительном бешенстве из-за того, как покровительственно Вазари писал об Уччелло[39].

Стемнело, но кузнец еще работал. Звон его молота всегда на мой слух звучал как песни ворон-свистунов[40], малюровых и флейтовых птиц и дарил городу обманчивое чувство покоя. Единственная машина медленно проехала мимо нас. Вторая аптека была закрыта. Для меня это в любом случае стало бы испытанием – просить то, чего я хочу, у людей, которым я известен как холостяк. После аптеки был жестокий дантист, а после дантиста – карамельная лавка миссис Хэлловелл, затем автозаправка Саймона с лесом бензонасосов разных видов: некоторые со стеклянными резервуарами и ручными помпами – «Нептун», «Калтекс», «Голден Флис», «Плюм», «Эмпол»[41], печальные и выцветшие, затасканное имущество на продажу или на съем.

На другом углу находилось старое кафе «Мерриму», считавшееся греческим, хотя владел им Бен Калво, еврей, выживший после захвата Салоников немецкой армией. Стрижка Бена благодаря Эрику Редропу не льстила его ушам и не пыталась скрыть глубокие борозды на шее и черепе. Когда мы вошли в кафе, стало ясно, что он нас ждал. Улыбка завладела его загорелым лицом, морщины сбегали вниз, к ухабу мощного носа. Я смутился еще до того, как он потребовал представить его даме. Дальше стало еще хуже.

Когда Кловер поздоровалась, Бен вскричал: «Голос!» Взял ее за руку безо всякого разрешения и повел показывать фотографии местных легенд в рамках: Карр, знаменитый местный велосипедист, Джексон, который выиграл «Стэвелл Гифт»[42], крушение Опасного Дэна на ипподроме Бахус-Марша, затопленная главная улица, гостиница «Тюк шерсти», где дилижансы «Кобб энд Ко» меняли лошадей, и тут он указал на место моего фото – бледный лоскут на стене.

– Попросите, чтобы он разрешил мне снова его повесить, – сказал он Кловер. – Почему нам не восхищаться им?

– Думаю, он в бегах, – сказала она кокетливо.

Я подумал: «Прошу, не поощряй его. Он захочет к нам присоединиться», – но он был вежливым человеком. Он знал, что я не пью, но, возможно, чтобы помочь в моих ухаживаниях, подал нам запретного вина в чайных чашках. Мы сидели за отгороженным диванами столом возле окна на Грант-стрит и пытались поверить, что домашняя бормотуха – кьянти, а мы во Флоренции и смотрим на Дуомо, а не на автозаправку Саймона и что наши профили в раме окна над дорогой – великолепные портреты герцога и герцогини Урбино, Федериго да Монтефельтро и его жены Баттисты Сфорцы[43].

Мы легко обошли наше прошлое. Мы не обсуждали еретические лютеранские церкви Аделаиды или птичьи фермы в Данденонге, но мы, как мне кажется, были очень счастливы друг с другом и потому не увидели, как миссис Боббсик припарковала машину напротив. Я был потрясен, когда заметил свет на верхнем этаже лавки Саймона и увидел совсем иную картину, обрамленную ярким окном: миссис Боббсик в объятиях незнакомца.

13