Слава моего отца. Замок моей матери (сборник) - Марсель Паньоль (2004)

– Черт побери! – отпарировал отец. – Я все это покупаю не для музея, а для того, чтобы пользоваться.

Старик был заметно опечален этим признанием.

– Значит, на вас не производит никакого впечатления, что этот предмет обстановки, может быть, видел королеву Марию-Антуанетту в ночной рубашке?

– Он в таком состоянии, – ответил отец, – что я нисколько не удивился бы, узнав, что он видел самого царя Ирода в кальсонах!

– Тут я вынужден вас поправить, – сказал старьевщик, – и сообщить следующее: у царя Ирода, может быть, и были кальсоны, но комода не было! Тогда существовали лишь сундуки с золотыми гвоздями и деревянная посуда. Я все это говорю, потому что я человек честный.

– Безмерно вам благодарен, – сказал отец, – но, раз вы человек честный, вы все это мне уступите за тридцать пять франков.

Старьевщик перевел взгляд с отца на меня, покачал головой, скорбно улыбнулся и объявил:

– Это никак невозможно, потому что я должен пятьдесят франков домовладельцу, который сегодня в полдень придет за деньгами.

– Значит, – возмутился отец, – если бы вы ему были должны сто франков, вы посмели бы запросить с меня и столько?

– А что делать?! Где, по-вашему, мне их взять? Заметьте, если бы я был должен ему только сорок, я спросил бы с вас сорок. А должен был бы тридцать, то с вас было бы тридцать…

– В таком случае, – резонно заметил отец, – я лучше приду завтра, когда вы с ним расплатитесь и у вас уже не будет никакого долга…

– О, теперь это уже невозможно! – воскликнул старьевщик. – Уже ровно одиннадцать. Раз попали в эту историю, то вам не отвертеться. Впрочем, согласен: сегодня вам и впрямь не повезло. Однако от судьбы не убежишь! Вы молодой, здоровый, стройный как тополь, и оба глаза при вас, так что, пока на свете существуют горбатые и кривые, вы не имеете никакого права роптать на судьбу. Итак, с вас пятьдесят франков!

– Прекрасно, – сказал отец, – в таком случае мы сейчас свалим всю эту рухлядь на землю и отправимся к другому старьевщику. Малыш, развязывай веревки!

Старьевщик схватил меня за руку и закричал:

– Подождите!

Он посмотрел на отца с каким-то печальным негодованием, покачал головой и проговорил, обращаясь ко мне:

– Какой он у тебя горячий!

Подойдя к отцу, он торжественно объявил:

– О цене больше спорить не будем. Пятьдесят, и ни франком меньше. Но можно добавить товару.

С этими словами он вошел в лавку.

Отец торжествующе подмигнул мне, и мы проследовали за ним.

Лавка была забита шкафами, облезлыми зеркалами, касками, стенными часами, чучелами зверей; все это громоздилось, образуя некое подобие крепостной стены.

Старьевщик погрузил руку в эту свалку и стал извлекать оттуда разные предметы.

– Во-первых, – сказал он, – поскольку вы любитель стиля модерн, я даю вам в придачу этот ночной столик из эмалированного железа и этот кран в форме лебединой шеи, никелированный гальванопластическим способом. Теперь-то уж вы не сможете сказать, что это не модерн! Во-вторых, я даю вам вот это арабское ружье с насечкой, учтите, не кремневое, а капсюльное. Полюбуйтесь, какой у него длинный ствол! Его можно принять даже за удочку. Взгляните, – добавил он таинственным шепотом, – вот тут на прикладе арабскими буквами вырезаны инициалы! – Он указал на какие-то знаки, похожие на пригоршню запятых, и все так же шепотом спросил: – «А» и «К». Понимаете?

– Станете утверждать, – сказал отец, – что это собственное ружье Абд эль-Кадира?

– Я ничего не утверждаю, – твердо сказал старьевщик, – но были случаи и полюбопытнее! Имеющий уши да услышит! В придачу возьмите еще эту ажурную решетку для камина из чистой меди, этот большой пастуший зонт, который будет совсем как новый, если заменить верх, этот тамтам с Берега Слоновой Кости – настоящую музейную редкость – и этот портновский утюг. Ну как, идет?