Правда. Пехотная баллада - Терри Пратчетт (1999, 2003)

Но сегодняшние письма… Он словно бы потряс дерево, и на него посыпались орехи. В некоторых посланиях люди выражали недовольство тем, что он назвал эту зиму самой холодной, случались зимы и похолоднее; правда, авторы расходились во мнениях, когда именно. В одном письме говорилось, что раньше овощи были гораздо смешнее, особенно лук-порей. Еще один человек интересовался, как собирается поступить Гильдия Воров с нелицензированными кражами в городе. Другой утверждал, что все кражи и ограбления – дело рук гномов, которых нельзя было пускать в город и которые теперь воруют работу из ртов честных горожан.

– Сделайте раздел «Письма» и отпечатайте все, – сказал Вильям. – За исключением письма о гномах. Очень похоже на стиль господина Крючкотвора. И на моего отца, но тот знает, как пишется слово «нежелательный», и терпеть не может цветные карандаши.

– А почему бы не опубликовать и это письмо?

– Потому что оно оскорбительное.

– Ну, кое-кто согласился бы с ним, – пожала плечами Сахарисса. – Последнее время в городе и в самом деле неспокойно.

– Разумеется. Но мы его отпечатывать не будем.

Вильям позвал Хорошагору и показал ему письмо. Гном внимательно прочел его.

– Отпечатывай, – предложил он. – Заполним еще одну дырку.

– Но многим это не понравится.

– Вот и отлично. Потом отпечатаем их письма тоже.

– Наверное, он прав, – вздохнула Сахарисса. – Чем больше писем, тем лучше. Вильям, дедушка говорит, что никто из Гильдии не будет гравировать для нас иконографии.

– Почему? Мы ведь можем себе позволить оплатить их услуги.

– Мы не являемся членами Гильдии. Ситуация накаляется с каждой минутой. Ты сам скажешь об этом Отто?

Вздохнув, Вильям направился к люку.

Гномы использовали подвал в качестве спальни – им было намного уютнее, когда над их головами находился пол. Отто разрешили занять один из сырых углов, который иконографист отгородил, повесив на веревку старую простыню.

– А, привет, герр Вильям, – поздоровался Отто, переливая что-то ядовитое из одной бутылки в другую.

– Похоже, мы так никого и не нашли, чтобы гравировать твои картинки… – пробормотал Вильям.

На вампира его слова не произвели ни малейшего впечатления.

– Да, йа предрекайт это.

– Мне очень жаль, но…

– Найн проблем, герр Вильям. Выход поимеется всегда.

– Но какой тут может быть выход? Ты ведь не умеешь гравировать?

– Найн, но… мы всё печатайт черно-белый, так? Бумага белая, то есть мы печатайт один черный, так? Йа наблюдайт, как гномы делайт свои буквы, а железа у нас хватайт избыток… Ты знайт, что гравер гравировайт железо с возпоможением кислоты?

– Правда?

– То есть нужно учийт бесов рисовайт кислотой. И найн проблем. Оставайтся придумывать, как получайт серый цвет, но, по-моему, йа уже знавайт это…

– Ты хочешь сказать, что можешь научить бесов вытравливать картинку прямо на форме?

– Йа. Это ист одна проблема, решение которых становийтся очевидностью, когда немного думайт. – Отто нахмурился. – И йа постоянно думайт про свет. Постоянно…

Вильям смутно припомнил услышанную им некогда фразу: «Опаснее вампира, помешанного на крови, может быть только вампир, помешанный на чем-то еще». Вот вампир рыскает по округе в поисках девушек, которые спят, не закрывая окон своих спален, но вдруг что-то происходит, и вся его целеустремленность фокусируется на утолении голода совсем иного рода…

– А почему ты работаешь в темной комнате? – спросил Вильям. – Насколько мне известно, бесам темнота не нужна.

– А, это требовайт мои опыты, – с гордостью заявил Отто. – Ты знавайт, что второе имя иконографистов – «фотограф»? От древнего лататинского «фотус», что означайт…

– «Расхаживать с важным видом и помыкать всеми, словно ты тут хозяин», – перевел Вильям.

– А, ты знавайт!

Вильям кивнул. Это слово всегда вызывало у него интерес.

– Так вот, йа работайт над обскурограф.