Вторая книга мечей - Фред Томас Саберхаген (2011)

Вожак молча ехал вперед, внимательно осматривая холмы, деревья и заросли. Безлистная поросль и кусты вдоль дороги могли служить хорошим местом для засады. Здесь не слышалось пения птиц. Вокруг царила тишина, словно какие-то разбойники уже затаились в ожидании и только миг отделял их от шумной атаки. Раз за разом мужчина на ездозвере хватался за меч, но не вытаскивал его. Пальцы опускались на черную рукоятку и, немного помедлив, отпускали ее, чтобы затем вернуться.

Когда они удалились от виселицы на несколько сотен метров, вожак облегченно вздохнул и, видимо, решил, что нападения из зарослей не будет. Он немного расслабился и поехал быстрее.

Хьюберт тоже успокоился, но это заставило его осознать голодное урчание в животе. Ускорив шаг, он приблизился к стремени всадника. Когда путь впереди стал четко виден по крайней мере на тридцать — сорок метров, лучник осмелился заговорить.

— Господин, а не может ли ваш меч показать нам дорогу туда, где нас ожидала бы пища? Моя котомка и живот пусты.

Вожак ничего не ответил. Хьюберт боялся вспышки гнева, но ее тоже не последовало. И тогда он попытал удачу еще раз:

— Господин! Барон Дун, вы слышите меня?

Всадник вновь не пожелал взглянуть на него. Но на этот раз последовал ответ.

— Если бы пища была объектом моей страсти, — сквозь зубы произнес барон, — или тем, что я, владелец этого меча, желал бы больше всего на свете, то Путеискатель вел бы нас от пира к пиру. Но так как пища не имеет отношения к тому, что я ищу, клинок нам ничего не покажет. Успокойся и следуй за мной. И будь начеку. Безопасность тоже не входит в список моих желаний.

«Путеискатель, — подумал Хьюберт. — Я что-то слышал о нем — рассказ о магических мечах…»

Однако после просьбы успокоиться он послушно хранил молчание. Четверо мужчин продолжали двигаться вперед, хотя их темп снова замедлился. Прекрасно обученный ездозверь начал выказывать признаки беспокойства: он упирался и шел по дороге с большой неохотой. По знаку барона юноша вновь снял колпак с летающего зверька. Правда, птица-монашник пока сидела на плече мальчишки. Дорога ухудшилась настолько, что уже не заслуживала такого названия. За небольшим холмом она капризно разветвлялась. Ситуация повторялась — путь, ведущий направо, казался более непривлекательным. Хотя левая дорога вела в отвратительные заросли и терялась в колючих кустах, но дорога направо выглядела просто жутко. Она вела к какому-то дому.

Хьюберт потер глаза, поморгал и вновь посмотрел в том направлении. Да, прямо на краю черной топи стояло брошенное жилище. Это был большой особняк — вернее, он был большим, пока его дальняя часть не рухнула в подступившее болото. Вода подмыла грунт, и трясина поглотила обломки.

Бревна уцелевших стен поросли зеленым мхом. Каменная кладка поблекла и обветшала. Взглянув на фрагменты верхнего этажа, Хьюберт решил, что под крышей остались три или четыре комнаты, пригодные для ночлега. Хотя здание могло рухнуть в любой момент, и входить в него было опасно.

Дорога, ведущая направо, доходила до дома и заканчивалась на узком мостике в нескольких метрах от деревянных ворот. Шаткий и непрочный с виду мост был переброшен через зловонную канаву, образованную клином подступившего болота. Он покоился на двух круглых бревнах, потемневших от сырости и мха. На одной стороне имелись остатки перил, а на бревнах были уложены доски, сбитые крест-накрест длинными планками. Несколько сломанных досок свисало вниз, касаясь воды.

Барон вновь вытащил меч. Когда он направил острие в сторону особняка, клинок задрожал. Однако Хьюберт уже не удивлялся этому — к плохому быстро привыкаешь. Держа меч в руке, Дун жестом велел Голоку разведать местность. Он внимательно осматривал дом.