Убежище. Дневник в письмах: 12 июня 1942 - 1 августа 1944 - Анна Франк (1944)

Последствия: небольшой пожар и несколько жертв. Немцы пытались еще стрелять в спускавшихся летчиков, наблюдавшие за этим амстердамцы были в ярости от такого низкого поступка. Мы, точнее наши дамы, перепугались до смерти. Я не выношу стрельбу.

Теперь о себе. Когда я вчера пришла к Петеру, то наш разговор каким-то образом перешел на тему секса. Я уже давно собиралась спросить его о некоторых вещах — он много знает. Он был очень удивлен, когда я сказала, что взрослые ни мне, ни Марго ничего не объяснили. Я много говорила о себе, Марго, маме и папе и призналась, что в последнее время не решаюсь задавать интимных вопросов. Петер предложил тогда просветить меня, за что я была благодарна. Он объяснил, как нужно предохраняться, после чего я решилась спросить: как мальчики замечают, что они стали взрослыми. Он сказал, что подумает об этом и расскажет мне вечером. Я передала ему историю Джекки и сказала, что девочки беспомощны перед сильными парнями. "Ну, меня-то ты можешь не бояться", — ответил он.

Вечером, когда я пришла, он объяснил мне — о мальчиках. Я себя чувствовала немного неловко, но все же хорошо, что мы поговорили об этом. Ни с одним другим мальчиком я не могла бы обсуждать такие интимные вопросы, так же, как и он — с другой девочкой. Он снова рассказал мне о предохранении.

А вечером мы с Марго болтали в ванной о Браме и Трейс.

Утром произошел неприятный эпизод. После завтрака Петер жестом позвал меня наверх. "Ты, однако, сыграла со мной злую шутку, — сказал он, — я слышал, как ты вчера секретничала с Марго. Почему бы не развлечь ее тем, что ты узнала от Петера!".

Я была потрясена и всеми силами попыталась убедить его, что он заблуждается. Его можно понять: откровенность далась ему, конечно, нелегко, а теперь он решил, что я ею так воспользовалась…

"О нет, Петер, — сказала я, — так низко я бы никогда не поступила. Я пообещала молчать об этом и сдержу обещание. Притворяться, разыгрывать доверие, а потом предавать — это совсем не смешно, а просто скверно. Я ничего не рассказала, веришь мне?".

Он убедил меня, что верит, но я должна еще раз поговорить с ним. Целый день только об этом и думаю. Хорошо хоть, что он сразу выложил, что у него на душе, представляю, каково было бы терзаться подозрениями и молчать. Милый Петер!

Теперь я должна и буду все ему рассказывать!

Анна.

Пятница, 24 марта 1944 г.

Дорогая Китти,

Часто по вечерам я поднимаюсь наверх, чтобы в комнатке Петера вдохнуть свежего вечернего воздуха. В темноте гораздо легче начинаешь серьезный разговор, чем когда солнце светит тебе в лицо. Уютно сидеть рядом с ним на стуле и смотреть в окно. Ван Дааны и Дюссель изощрятся в колкостях, когда видят, что я собираюсь на чердак. Например, "Аннина вторая родина", "Будь осторожна с мужчинами" или "Вечером в темноте принимать юную даму?". Петеру на удивление удается сохранять присутствие духа при подобных замечаниях.

Маму, кстати, тоже мучает любопытство, и она непременно спросила бы, о чем же мы с Петером беседуем, если бы не боялась, что я решительно откажусь отвечать. Петер уверяет, что взрослые просто нам завидуют, потому что мы молоды и игнорируем их мнение.

Иногда Петер приходит за мной вниз, но мне тогда всегда неловко: он, хоть и настроен твердо, но ужасно краснеет и путается в словах. Как я рада, что почти никогда не краснею: это, по-моему, приносит кучу неудобств.

Очень жаль, что Марго сидит внизу, в то время как я у Петера. Но поделать с этим ничего нельзя. Конечно, она может подняться к нам наверх, но непременно почувствует себя лишней — пятым колесом в телеге. Все только и говорят, что о нашей внезапной дружбе. Уж не знаю, сколько раз за столом обсуждались возможные свадьбы в Убежище на тот случай, если война продлится еще пять лет. Ну, а как мы относимся к этому пустословию?