Кавалер Красного замка - Александр Дюма (1845)

– Тише! – сказала она.

Потом, обратившись к убийцам, которые с разным оружием приблизились к окну, она вскричала:

– О, вы не убьете его!

– Это шпион, – произнес Диксмер, кроткое, спокойное лицо которого вдруг приняло выражение решительности. – Это шпион, и он должен умереть.

– Кто? Он шпион? – сказала Женевьева. – Он шпион? Подите сюда, Диксмер. Мне стоит сказать только одно слово, и я докажу, что вы странным образом ошибаетесь.

Диксмер подошел к окну, Женевьева приблизилась к нему и, наклонившись к его уху, шепотом произнесла несколько слов.

Хозяин-кожевенник живо приподнял голову.

– Он? – сказал Диксмер.

– Он самый, – отвечала Женевьева.

– Ты уверена?

Молодая женщина ничего не отвечала на этот раз, но, обернувшись к Морису, с улыбкой протянула ему руку.

Тогда черты лица Диксмера приняли странное выражение кротости и хладнокровия. Он опустил приклад карабина.

– Ну, это дело другое! – сказал он.

Потом, сделав знак товарищам, чтоб они следовали за ним, он отошел в сторону и сказал им несколько слов, после которых они удалились.

– Спрячьте этот перстень, – проговорила между тем Женевьева, – все его здесь знают.

Морис поспешно снял перстень и сунул в карман жилета. Спустя некоторое время дверь павильона распахнулась, и Диксмер, уже без оружия, подошел к Морису.

– Виноват, гражданин, – сказал он. – Жалею, что не узнал прежде, скольким я вам обязан! Но жена моя, припоминая услугу, оказанную вами вечером десятого марта, забыла ваше имя. Поэтому мы не знали, с кем имели дело. Не то, поверьте мне, ни минуты не сомневались бы ни в вашей честности, ни в ваших намерениях. Итак, еще раз простите меня.

Морис был изумлен и лишь каким-то чудом сохранил спокойствие. Голова его кружилась, он готов был упасть и прислонился к камину.

– Однако, – сказал он, – за что хотели вы меня убить?

– Тут тайна, гражданин, – сказал Диксмер, – и я вверяю ее вашей чести. Я, как уже известно вам, кожевенник и хозяин здешнего заведения. Большая часть кислот, употребляемых мной для выделки кож, запрещена. Контрабандистам, доставляющим мне этот товар, известно, что на них подан донос в главный совет. Видя, что вы собираете справки, я струхнул, контрабандисты еще больше меня испугались вашей красной шапки и в особенности вашего решительного взгляда; теперь, не скрою, вы были обречены на смерть.

– Я это очень хорошо знаю, – отвечал Морис, – и вы не новость открываете мне. Я слышал ваше совещание.

– Я уже просил у вас прощения, – подхватил Диксмер с трогательным простодушием. – Поймите же и то, что благодаря беспорядкам наших времен я и мой товарищ Моран скопили огромное состояние. Мы подрядились поставлять в армию ранцы, и каждый день их выделывается у нас от полутора до двух тысяч. Благодаря благодетельному порядку вещей нашего времени муниципальное правление, очень озабоченное другими проблемами, не имеет времени точно проверять наши счета; итак, надо сознаться, что мы в мутной воде рыбу удим, тем более что приготовленные материалы, которые, как я уже сказал вам, мы добываем контрабандным путем, дают нам барыш до двухсот процентов.

– Черт возьми, – сказал Морис, – мне кажется, что это довольно честный барыш, и я понимаю ваше опасение, чтоб донос с моей стороны не прекратил его; но теперь, узнав меня, вы успокоились, не так ли?

– Теперь, – сказал Диксмер, – я даже не прошу вашего честного слова.

Потом положил ему руку на плечо и устремил взгляд с двусмысленной улыбкой.

– Послушайте, – сказал он, – теперь мы, можно сказать, на дружеской ноге. Скажите, зачем вы забрели сюда, молодой человек? Само собой разумеется, – прибавил кожевенный заводчик, – ежели вы захотите молчать, это в вашей воле.

– Мне кажется, я вам уже сказал, – проговорил Морис.

– Да, женщина, – сказал кожевенник, – я знаю, что-то вы говорили о женщине!