Кавалер Красного замка - Александр Дюма (1845)

– Прикажу арестовать тебя…

– Арестовать, в самом деле? Попробуй-ка посадить под арест меня, Фермопила.

– Хорошо, хорошо, посмотрим, чья возьмет… Эй, Капет, подними колодку и дошивай башмак или, черт возьми, берегись!..

Лорен страшно побледнел, стиснул зубы, сжал кулаки, шагнул вперед и сказал:

– А я говорю, что он не поднимет твою колодку, говорю, что он не дошьет башмак. Слышишь, мерзавец? А! На тебе висит длинная сабля, но я боюсь ее так же, как и тебя самого! Попробуй обнажи ее!

– Будь ты проклят! – закричал Симон, бледнея от бешенства.

В эту минуту во дворе показались две женщины; одна из них держала бумагу и подошла к часовому.

– Сержант, – закричал часовой, – вот дочь Тизона пришла повидаться с матерью!

– Тампльский совет позволил, пропусти, – сказал Лорен, не желая повернуть голову, чтобы Симон не воспользовался этим движением и не прибил мальчика.

Часовой пропустил женщин; но едва они поднялись на четвертую ступеньку по мрачной лестнице, как встретили Мориса Лендэ; он шел во двор.

Наступила ночь, так что было почти невозможно различить черты их лиц.

Морис остановил их.

– Кто вы, гражданки? – спросил он. – И что вам надо?

– Я София Тизон, – отвечала одна из женщин. – Мне разрешили увидеться с матерью, и я ради этого пришла сюда.

– Да, – сказал Морис, – но позволено тебе одной, гражданка.

– Я взяла с собой приятельницу, чтобы не быть одной среди солдат.

– Это прекрасно; но приятельница не пойдет с тобой.

– Как вам угодно, гражданин, – сказала София Тизон, пожимая руку своей приятельнице, которая, прижавшись к стене, казалось, была поражена удивлением и ужасом.

– Граждане часовые, – закричал Морис, приподняв голову и обращаясь к караульным, которые расставлены были на всех этажах, – пропустите гражданку Тизон; но приятельница ее не может с ней пройти. Она подождет на лестнице. Смотрите, чтобы ее не обидели.

– Слушаем, гражданин, – отвечали часовые.

– Ступайте, – сказал Морис.

Обе женщины прошли.

Морис спустился по четырем или пяти остальным ступеням и вышел во двор.

– Что тут такое, – сказал он национальным гвардейцам, – и откуда этот шум? Крики ребенка слышны даже в передней арестанток.

– А то, – сказал Симон, который привык уже к муниципалам и решил, что Морис пришел к нему на помощь, – а то, что этот изменник, этот аристократ, этот преждебывший[10] не дает мне бить Капета.

И он указал кулаком на Лорена.

– Да, черт возьми, я не позволяю ему это делать, – сказал Лорен. – А если ты еще раз осмелишься назвать меня изменником, аристократом или преждебывшим, то я проткну тебя саблей насквозь.

– Угрозы? – вскричал Симон. – Караул! Караул!

– Я караульный, – сказал Лорен, – поэтому не зови меня. Если я только подойду к тебе, то уничтожу.

– Ко мне, гражданин муниципал, ко мне! – закричал Симон, сильно испугавшийся Лорена.

– Сержант прав, – хладнокровно отвечал муниципал, которого Симон призвал к себе на помощь. – За что ты бьешь ребенка?

– А понимаешь ли ты, за что он его бьет, Морис? За то, что ребенок не хочет петь «мадам Вето», за то, что сын не хочет оскорблять свою мать.

– Мерзавец! – сказал Морис.

– И ты так же! – отвечал Симон. – Да я, стало быть, окружен изменниками?

– Ах, мошенник, – сказал муниципал, схватив Симона за горло и вырвав у него плетку, – подумай только доказать, что Морис Лендэ изменник!

И он изо всей силы ударил сапожник плеткой по плечу.

– Благодарю вас, сударь, – сказал ребенок, смотревший на эту сцену, – но ведь он потом выместит зло на мне.

– Поди сюда, Капет, – сказал Лорен, – поди, мое дитя. Если он еще раз тронет тебя, призови на помощь, и его накажут, этого палача. Ну, теперь ступай, маленький Капет, ступай себе.