Эжени флиртовала… Женщины времен Июльской монархии - Ги Бретон (1965)

«Нам говорили и неоднократно повторяли, что молодой принц, родившийся на ступенях прекраснейшего трона Европы и похищенный у жизни тяжкой болезнью три года тому назад, был страстно влюблен в м-ль Фанни Эльслер и умирал с именем прекрасной немецкой танцовщицы на устах. Говорили и многое другое, чего я не стану тут повторять. Но существует истина, опровергающая домыслы историков, и от ее имени отвечу я. Мне известно от большого любителя венской Оперы, от преданного и горячего поклонника сестер Эльслер, что сын Наполеона (раз уж приходится его назвать) никогда не видел ни в театре, ни где-нибудь в другом месте артистку, по отношению к которой ему приписывают столь нежные чувства. И пусть кто-нибудь опровергнет меня, если сможет. Мой венец находится здесь, рядом со мной, и в любую минуту готов поддержать опровержение, которого я являюсь лишь эхом».

Где же истина?

Вот ее мы и попытаемся отыскать.

Но сначала — кто такая Фанни Эльслер?

Молодая двадцатичетырехлетняя немка, отец которой, уроженец Силезии, был слугой у Гайдна. После художественного образования, полученного у хороших педагогов, она дебютировала в театре Кернтер-Тор, где публика восхищалась ее грацией и красотой. А вскоре богатый и могущественный шевалье де Генц, бывший на сорок четыре года старше ее, заметил Фанни и стал ее любовником.

Через него она познакомилась с Меттернихом и бывала у графа Прокеш-Остена, близкого и неразлучного друга Орленка…

После смерти покровителя, случившейся в 1832 году, Фанни стала любовницей одного берлинского танцора. С тех пор как она поселилась в Париже, она вела себя в высшей степени благоразумно, никогда не держа более трех любовников одновременно, что для танцовщицы в те времена было равносильно монашескому воздержанию.

Парижская Опера и правда имела тогда репутацию прибежища нераскаянных грешниц, потаскух и бесстыдных куртизанок.

Когда одна из них, Полин Дюверне, отказалась от ста тысяч франков, предложенных ей знатным русским господином, весь кордебалет был возмущен этим до глубины души.

— Ты никогда не станешь великой танцовщицей! — говорили они ей.

Но она сумела реабилитировать себя весьма необычным образом.

Когда некоторое время спустя после того разговора молодой секретарь посольства предложил ей свою жизнь, она лишь мягко заметила:

— Все это, месье, только слова. Не сомневаюсь, что попроси я у вас один из ваших зубов, вы мне откажете.

Молодой человек помчался к дантисту, вернулся с зубом и в доказательство того, что не купил его по случаю, дал заглянуть себе в рот.

— Ах, Боже мой! — воскликнула балерина. — Вы все перепутали. Я просила вон тот, внизу.

С несчастным случился обморок.

Фанни Эльслер не относилась к этому типу танцовщиц. Она не была продажной. Более того, от своих подруг она отличалась целомудренной речью, вкус к которой приобрела в результате общения с шевалье де Генцем, а многие журналисты были к тому же удивлены ее обширными познаниями.

Она даже владела орфографией, что было просто поразительно для того времени, когда балерина писала своему любовнику эту ставшую знаменитой записку:

«Наш рибенок умир. Приходи скорее. Мне надо тибя видеть».

Нет, в самом деле, Фанни Эльслер была танцовщицей совсем не такой, как другие.

Но все-таки, была ли она любовницей Орленка?..

Историки, верящие в эту связь, прежде всего напоминают, что герцог Рейхштадский чувствовал себя в Шенбруннском дворце гораздо свободнее, чем это обычно считают. Они представляют его завсегдатаем балов и часто приводят текст, принадлежащий перу графа Прокеш-Остена, ближайшего друга герцога: