Эжени флиртовала… Женщины времен Июльской монархии - Ги Бретон (1965)

На другой же день Элеонора явилась на свой первый урок истории.

Но принц, чья образовательная программа была одной из самых обширных, очень быстро приступил к преподаванию совсем других вещей…

По своей натуре девушка оказалась очень ласковой. И потому под предлогом приступить к урокам грамматики принц без особого труда усадил ее к себе на колени. Доверчивость ее не уменьшилась даже тогда, когда, с явной целью сделать курс обучения не слишком трудным, он обхватил ее за шейку, куснул за ушко и сунул руку за корсаж. Наконец она восприняла как чисто воспитательный жест, когда Луи-Наполеон, объясняя ей, почему во французском языке существуют такие формы, как «булочник» и «булочница», «племянник» и «племянница», «герой» и «героиня», «аббат» и «аббатиса», «слуга» и «служанка», счел уместным сунуть ей руку под юбку и пощупать то место, которое является сутью женского рода…

Перемена, которую Элеонора провела на кровати принца, показалась ей несколько чрезмерным благодеянием, но она не осмелилась возразить из боязни огорчить такого ученого и такого предупредительного преподавателя.

Дело, однако, не шло пока дальше «развлечений для взрослых», о которых пишет Фелисьен Шансор.

Луи-Наполеон, крайне возбужденный этой красивой девушкой с крепкой грудью, возжелал более сильных ощущений и тех ужасающе-сладостных альковах баталий, которые расшатывают кровать.

— Приходи сегодня ночью, — сказал он.

Элеонора, которая и сама начала ощущать какое-то волнение в крови, согласилась.

В течение четырех часов томимый ожиданием принц не мог ничем себя занять. Время от времени, смущенный своим, так бурно разросшимся чувством, он совершал краткие прогулки по камере. Наконец в 9 часов вечера Элеонора робко поскреблась в дверь. Он буквально прыгнул ей навстречу, подхватил на руки, осыпал поцелуями, раздел и понес к себе на постель. То, 'что за этим последовало, тут мнение историков едино, было волнующим и не поддающимся описанию.

«Когда она пришла в первую ночь, благоухающая свеже выглаженным бельем, — пишет тем не менее Альфред Нейман, — он был счастлив так, как никогда не чувствовал себя ни с одной из женщин. Он совершенно позабыл о тюрьме, камера с голыми стенами показалась ему интимным уголком, и даже решетки на окнах были явно нужны, чтобы охранить их любовь. Она мирно спала рядом с ним в большой супружеской постели. Они веселились до тех пор, пока она не уснула. Но Луи не спал, он, улыбаясь, смотрел на нее» .

Под утро Элеонора хотела покинуть постель, как служанка, и незаметно проскользнуть в свою маленькую комнатку. Луи-Наполеон удержал ее:

— Нет, останься! Я не могу остаться без тебя ни секунды. Я тебя очень люблю.

Она осталась с ним, страшно довольная, но и немного встревоженная.

В 8 часов утра комендант крепости начал свой ежедневный утренний обход. Принц принял его, как обычно, в халате, попросил доставить ему газеты, побеседовал немного, а потом неожиданно открыл дверь в свою камеру и сказал с улыбкой:

— Комендант, киньте один только взгляд, прежде чем раз и навсегда закрыть на это глаза.

Комендант выполнил просьбу, обнаружил в постели своего пленника Элеонору и побледнел:

— Принц, это невозможно!

— Демарль, — возразил Луи-Наполеон спокойно, — это моя жена. Она помогает мне вынести тяготы существования. Если вы у меня ее отнимете, я сбегу. Поймаете, я снова убегу, а если загоните в угол, я повешусь. Так что подумайте.

Комендант вышел, не сказав ни слова. Вспомнив директивы министра внутренних дел и опасаясь лишних хлопот, он предпочел игнорировать происходящее у принца.