Мои дорогие девочки - Эмма Берсталл (2013)

Впервые за время разговора на лице Мэйв отразились ее эмоции. Взгляд затуманился, и она горько усмехнулась.

– Ужасное происшествие? Что ж, правильное определение.

Виктория сделала паузу, надеясь, что Мэйв продолжит рассказ, но тонкие губы женщины были крепко сжаты. Виктория приблизила свое лицо к ней.

– Что он имел в виду? Пожалуйста, объясните!

Мэйв сделала глоток из своего бокала и прищурилась, снова изучающе глядя на Викторию.

– Зачем вам?

– Более двадцати лет Лео являлся моим мужем, пусть и неофициальным, другом, партнером и отцом моих детей. Я на многое закрывала глаза, пока он был жив, но сейчас… Я хочу разобраться со всеми загадками. Понять, каким был настоящий Лео. Я чувствую, что не смогу жить дальше, пока не соберу вместе все фрагменты этого пазла.

Она откинулась на спинку стула в надежде, что ее мольба достигла цели и Мэйв услышала ее. Скрестив руки на груди, пожилая женщина вздохнула:

– Мне кажется, никто не способен понять Лео до конца. Но я могу рассказать вам о том, что случилось. Надеюсь, после этого вы больше не потревожите меня. Я старая, а все это случилось очень давно. Я давно пережила это и старалась не вспоминать.

Виктория кивнула:

– Обещаю, что больше я вас никогда не побеспокою.

Мэйв обхватила бокал ладонями: маленькими, ухоженными, покрытыми коричневыми старческими пятнами. На безымянном пальце – два широких золотых кольца, в одном из них сверкает бриллиант.

– Мы жили очень счастливо, когда в нашем доме появился Лео, – произнесла она, глядя на дно бокала. – И я полюбила его. В семье было четверо младших детей, и они выводили меня из себя, а Лео был старше. Он заботился обо мне, и я сильно привязалась к нему. Мои родители считали, что во время бомбардировок в перестроенном лодочном сарае неподалеку от Гуилдфорда будет безопаснее, чем в Лондоне, и мы переехали туда. Мы, дети, отлично проводили время, играя около реки посреди лодок или устраивая пикники. Забывали о том, что где-то идет война.

Мэйв сделала глоток из бокала, и Виктории неожиданно показалось, будто она резко постарела и хуже владеет собой.

– Мои родители обожали Лео и относились к нему как к собственному сыну. Они сразу заметили в нем талант к музыке и хотели приложить усилия, чтобы помочь ему раскрыть потенциал. Они сами очень любили музыку, готовы были оплачивать лучших учителей и даже выделили Лео отдельную комнату, где он мог заниматься. Мы все любили его, но дети способны испытывать ревность. В такие моменты нам казалось, будто мои родители уделяют Лео больше внимания, чем остальным.

Виктория внимательно слушала рассказ Мэйв. Она пыталась представить, что чувствовал Лео, оказавшийся вырванным из привычной ему жизни в знакомом городе, в лодочном сарае на реке с новой семьей и в окружении незнакомых детей, которые говорили на неизвестном ему языке. Ему наверняка пришлось привыкать к этому.

– Лео быстро выучил английский, – продолжила Мэйв, будто читая мысли Виктории. – Он умолял моих родителей помочь его матери, которая оставалась в Вене, и в итоге им удалось получить для нее визу. Эльза тоже приехала к нам и осталась, чтобы помогать в кухне и по дому. Нам она не нравилась, и родители считали, что она изводит Лео своими требованиями к занятиям музыкой. Но я думаю, Эльза немного побаивалась моего отца, осознавая, что это его дом и последнее слово всегда останется за ним. Когда закончилась война, моя мать сказала, что Лео и Эльзе пора уезжать. Мне кажется, к тому моменту Эльза надоела ей, и кроме того матери хотелось вернуться в наш дом в Пимлико и зажить прежней жизнью. Но в нем не было места еще для двоих человек. Однако отец возражал, считая, что они должны и дальше поддерживать Лео, или он растеряет свой музыкальный талант. По его мнению, нельзя было вынуждать Лео искать работу. В общем, мы остались в Гуилдфорде, Лео подал документы в Королевское музыкальное училище и получил стипендию. Мы все очень гордились им.