Яд для королевы - Жюльетта Бенцони (2011)

— Не стоит преувеличивать, не так уж он мешает, — заметила мадам де Вентадур. — Он удалился к себе в имение и живет там, совершенно отдалившись от своей жены. Я признаю, что он совсем не был кроток, когда король только воспылал страстью к мадам де Монтеспан, — бродил по Сен-Жермену, одетый в глубокий траур с парой огромных оленьих рогов на шляпе... А потом чего он только не хлебнул: и Бастилию, и изгнание, но своего отношения к случившемуся не изменил...

— А к оружию он никогда не прибегал?

— О-о, сколько раз! И к самому разному, — подхватила рассказ о маркизе де Монтеспан Лидия. — Но смерть всегда обходила его стороной. Видно, Бог не хотел его смерти. Так же, как и жена!

— А при дворе он когда-нибудь появляется?

— Не шутите, Шарлотта! В последний раз — а было это тысячу лет назад, — он собирался драться с королем на дуэли.

— Не может быть!

После того как печальный кортеж Фонтанж растаял в дорожной дымке, король, королева и все придворные простились с Фонтенбло и вернулись в Сен-Жермен. Но семейство герцога Орлеанского не последовало за королевским, оно решило отправиться в дорогое их сердцу Сен-Клу и это решение было принято их окружением с восторгом. Герцогиня Елизавета чувствовала себя в Сен-Клу счастливее, чем во всех других дворцах, а у герцога роилось в голове множество планов по реконструкции своего любимого имения, и ему не терпелось осуществить их на практике. К тому же покои, отведенные им в Фонтенбло, казались герцогу весьма тесными, и он не мог понять, чего ради брат принуждает его тесниться в Фонтенбло, когда он мог бы жить у себя в Сен-Клу привольно и спокойно.

— Потому что в Фонтенбло мы живем одной семьей, — напоминала мужу Елизавета, которой было очень приятно каждый день видеться со своим сиятельным деверем, перед чарами которого никто не мог устоять.

— Семьей? Хотел бы я знать, что это такое, — продолжал кипятиться герцог. — Во времена негодяя Мазарини мы с Его величеством жили вместе со слугами и спорили из-за тарелки, на которую положили больше еды... Если нам не забывали ее положить! Мы спали с ним на драных простынях, тогда как Его преосвященство нежился на шелке и бархате. Изредка нас отмывали от грязи, наряжали в пышные одежды и выводили, чтобы показать народу, иностранным послам или же отвозили на праздничную мессу в Нотр-Дам-де-Пари, после чего снова отправляли в сырость и тьму. И вы мне говорите о жизни семьей? Может быть, вы знаете, что это такое? Я не имею об этом ни малейшего понятия!

С этими словами, которым громко зааплодировали молодые люди из его свиты, герцог Филипп, прикрыв лицо вуалью, чтобы палящее солнце не обожгло его нежной кожи, уселся в коляску вместе с шевалье де Лорреном, маркизом д'Эффиа и де Сен-Форжа, и кареты и коляски покатили через изобильные поля провинции Бри.

Но герцогский поезд, прежде чем отправиться в Сен-Клу, сначала должен был заехать в Пале-Рояль. Всем нужно было переменить багаж, а герцог Филипп хотел узнать еще и столичные новости. Париж всегда был близок сердцу герцога, он чувствовал себя его королем с большим правом, чем старший брат.

Едва Шарлотта внесла вещи, как ей подали записку от де ла Рейни: Шарль де Брекур вот уже два дня как вернулся, живет в семейном особняке и приводит в порядок дела. Скорее всего, он займется похоронами матери раньше, чем поедет засвидетельствовать свое почтение королю и своему начальнику, министру Кольберу. Шарлотту обрадовала эта добрая весть. Она без труда получила разрешение от герцогини Елизаветы отправиться в особняк на улице Культюр-Сен-Катрин. Герцогиня поставила лишь одно условие:

— Ни в коем случае не ходите туда одна! — распорядилась она. — Во-первых, это неприлично, а во-вторых, при таких печальных обстоятельствах лучше, если рядом будет подруга. Возьмите с собой мадемуазель де Невиль!