Яд для королевы - Жюльетта Бенцони (2011)

— Насколько я понимаю, Вуазен-младшая упоминает мадемуазель Дезойе, и я не вижу тут большой трагедии. Да, она самая любимая горничная мадам де Монтеспан, ее наперсница, но вместе с тем она прехорошенькая девушка и вполне могла иметь дело с Вуазен, преследуя и свои личные цели.

— Не к лицу тебе быть адвокатом дьявола. Никто из судей не сомневается, что под именем Дезойе кроется совсем другое имя. Вот послушай еще: «Всякий раз, когда что-то происходило с мадам де Монтеспан и она начинала опасаться, что король будет не так благоволить ей, она давала знать об этом матери и просила помощи. Мать сразу обращалась за помощью к кюре и заказывала им молебны, а сама посылала порошки, которые нужно было подсыпать королю...»

— Да, вы правы, на этот раз имя произнесено, но эти порошки могли служить самым разным целям: поддерживать пламя любви, например.

— Не очень-то действенными они оказались. Я знаю, что именно в это время король жаловался на сильные головные боли. К несчастью, дочь Вуазен сказала, что тогда, когда король страстно влюбился в мадемуазель де Фонтанж, его предполагалось отравить. Я знаю, что это полная глупость. Смерть короля означала бы, что на троне воцарился бы дофин, а его восхождение никаких выгод маркизе с ее незаконнорожденными детьми не сулило бы. Однако показание записано черным по белому. Есть еще свидетельства о черных мессах.

— Господи!

— О них сообщил Гибур. Он сказал, что с одной и той же дамой было совершено несколько черных месс. Первая состоялась восемь лет назад в замке Виллебузен, около Монтлери... Вторая — у крепостной стены Сен-Дени... Третья — в доме Вуазен пять лет тому назад. Он заявил, что дама была всегда одна и та же и что ему говорили, будто это и есть мадам де Монтеспан... Были и еще мессы. О чем знаем и мы с вами, не так ли?

Делаланд не ответил. Скрестив на груди руки, он подошел к узкому и высокому окну, откуда струился красноватый свет закатного солнца.

— Вы предполагаете вызвать меня в качестве свидетеля? — спросил он.

— Ты с ума сошел! Скажи еще, что нужно вызвать несчастную малышку де Фонтенак, на чью голову несчастья валятся одно за другим, словно по велению злого рока. Я не устаю хвалить себя за то, что посоветовал мадам де Брекур доверить свою племянницу герцогине Орлеанской. Иначе, после смерти графини, она осталась бы без всякой защиты и без единого су.— Ее положение было бы еще хуже, чем вам это представляется, — мрачно сообщил Альбан. — Вы ведь, кажется, предупредили ее о том, что вернулся молодой граф?

— Да, предупредил. И думаю, что поступил совершенно правильно. Или вы думаете иначе?

— Юный Жакмен, мой помощник, которому я поручил наблюдать за мадемуазель де Фонтенак в Париже, сообщил мне, что она тут же отправилась на улицу Культюр-Сен-Катрин в особняк де Брекуров. Она поехала туда в сопровождении мадемуазель де Теобон, что не помешало графу Шарлю выгнать их обеих, обвинив свою кузину в смерти графини де Брекур.

— Как ты узнал об этом?

— Жакмен подружился с одним из лакеев графини, весьма неравнодушному к вину «Тонер». Благодаря этому вину он все и вызнал. И я тоже.

Де ла Рейни покраснел от гнева и стукнул кулаком по столу.

— Стыд и позор! Никогда бы в жизни не поверил, что молодой граф так бессердечен! А его великодушная мать души в нем не чаяла! Ясно одно, что убийцы графини де Брекур хотят лишить мадемуазель де Фонтенак наиболее надежной поддержки. Но я поеду к нему и...

— Не делайте этого, прошу вас! Похоронив мать, граф, без сомнения, в самом ближайшем времени вновь вернется к себе на корабль, а мне очень важно, чтобы вокруг мадемуазель де Фонтенак сохранялась хотя бы относительная стабильность. Она сейчас в Сен-Клу, там ей хорошо, и она в безопасности, а мы пока еще не поймали убийц. И хотя я убежден, что это дело рук мадам де Фонтенак и ее пособника ла Пивардьера, мне нужны доказательства.