Яд для королевы - Жюльетта Бенцони (2011)

Несколько дней спустя стало известно, что по ходатайству главы королевской полиции Людовик XIV учредил особый трибунал, который будет заседать в помещении Арсенала и в память о былых временах, когда существовали особые суды для борьбы с ведьмами, члены его будут именоваться «ревностными». Эта новость возбудила немало толков, воспламенив воображение и напомнив о средневековой инквизиции, когда суд заседал в задрапированном черной материей зале при горящих факелах, в трепещущем свете которых вырисовывались черные одежды судей и кроваво-красные — палачей, готовых в любую секунду вмешаться и заставить строптивцев говорить. Самым обыденным приговором этого суда было пламя костра. Как-никак, речь шла о колдунах и колдуньях.

Судьями король назначил государственных советников: де Бушера, де Бретейля, де Безонса, де Вуазена, Фьебе, Пелетье, де Помере и д'Аргужа; де ла Рейни присовокупил к их числу еще трех своих сотрудников, искусных в ведении следствия, — де Фортиа, Тюрго и д'Ормессона. Самого де ла Рейни и де Безонса король обязал регулярно докладывать ему о ходе следствия. Главным прокурором король назначил месье Робера. Судебные заседания должны были проходить при закрытых дверях, приговоры обжалованию не подлежали.

7 апреля 1679 года в Арсенале состоялось первое заседание. Де ла Рейни заметил отсутствие секретаря и пригласил господина Саго, служившего секретарем суда в Шатле[23]. Суд приступил к работе, начав выслушивать показания заключенных, содержавшихся в Венсенском замке: мужчин — Боссю, Вигуре, Лезажа, и женщин — мадам Дре и мадам ла Ферон. Вуазен содержалась в Бастилии, в секретной камере, де ла Рейни приберегал ее показания напоследок Надо сказать, что делал он это не без умысла и весьма дальновидно. В этот день, да и в последующие, судьи стали свидетелями безобразных перебранок, однако почерпнули из них немало полезных сведений. А аресты все множились и множились...

Здание Арсенала находилось не так уж далеко от Пале-Рояля, поэтому эхо происходящего в суде не могло не доноситься до резиденции брата короля. Как только стало известно, что названо имя одной из самых высокопоставленных дам, двоюродной сестры короля, герцогини Бульонской, несколько человек из ближайшего окружения Филиппа выказали определенное волнение. Кто мог поручиться, что обвиняемые не дойдут в своих показаниях до разного рода нелепостей, раз они попали в заботливые руки палачей из Шатле? Кто мог поручиться, что арестованные не начнут вспоминать события давно минувших лет? В свое время, например похороны первой жены герцога Филиппа, Генриетты Английской, показались всем слишком поспешными. А ее смерть несколько странной: она умерла в одночасье, выпив в жаркий день стакан воды с цикорием. Шептались, что в смерти Генриетты был виноват дерзкий красавец шевалье де Лоррен, самая большая любовь Филиппа Орлеанского. На его счастье, в то время он был удален от двора, но никто не мог гарантировать, что он не перепоручил это грязное дело своему «другу», тоже красавцу — впрочем, все приближенные герцога отличались красотой и статью, — тоже очень дерзкому и опасному маркизу д'Эффиа... В общем, надушенные миньоны[24] принялись уговаривать Его королевское высочество оставить Париж с его гнусностями и отправиться подышать чистым воздухом в Сен-Клу, тем более что погода наконец, по их мнению, окончательно настроилась на весну.

— Еще слишком рано! — запротестовал Филипп, которому только что привезли три купленных им великолепных фландрских гобелена, и он мечтал, как повесит их в галерее, где красовались его любимые произведения искусства. — Замок будет трудно прогреть.

— Может, конечно, рановато, но зато там так чудесно! И потом, там вы будете в собственном доме, не то что здесь... — прибавил шевалье де Лоррен, который взялся вести переговоры с Филиппом от имени всех миньонов.

— Что ты имеешь в виду, шевалье?