Радость жизни - Эмиль Золя (2016)

На другой день у г-жи Шанто началась агония, которая носила характер подлинного словоизвержения и продолжалась сутки. Теперь больная была спокойна, безумный страх, что ее хотят отравить, прошел. Она говорила без умолку, сама с собой, ясным голосом, не поднимая головы с подушки. Это не было беседой, больная ни к кому не обращалась. Организм был уже разрушен, и только мозг продолжал работать, словно часы с испорченным заводом, которые торопятся достучать положенные им мгновения. Этот быстрый поток несвязных слов, напоминавший затухающие колебания маятника, казался последним сигналом меркнущего разума. В ее сознании проходило только далекое прошлое. Она ни словом не обмолвилась о настоящем: о муже, о сине, о племяннице, о доме в Бонвиле, где она в течение десяти лет страдала от уязвленного самолюбия. Она снова была девицей де Ла Виньер, бегавшей по урокам в аристократические дома Кана. Она привычно называла имена, которые ни Полина, ни Вероника никогда не слыхали, рассказывала длинные истории без начала и конца, прерывая их описанием различных случаев с подробностями, о которых ничего не знала служанка, хотя она состарилась в этом доме. Г-жа Шанто, казалось, хотела освободить перед смертью свою голову от воспоминаний юности, выбрасывая их, как выбрасывают пожелтевшие письма из старинной шкатулки. Полина, несмотря на все свое мужество, с трепетом внимала непроизвольной исповеди о неизвестных ей событиях, всплывавших на поверхность, когда смерть уже совершала свое дело. Теперь дом наполнился не тяжелым дыханием умирающей, а ее беспрерывной, страшной болтовней. Лазар, проходя мимо комнаты матери, улавливал отдельные фразы. Перебирая только что слышанные слова, он никак не мог понять их смысла и приходил в ужас, как будто слушал незнакомую повесть, которую мать рассказывала невидимым людям, находясь уже по ту сторону жизни.

Когда приехал доктор Казэнов, он застал Шанто с аббатом в столовой за шашками. Можно было подумать, что они не трогались с места со вчерашнего дня и продолжали все ту же партию. Минуш сидела рядом и внимательно изучала шашечную доску. Священник пришел рано утром, продолжая исполнять свои обязанности утешителя. Теперь Полина ничего не имела против того, чтобы он поднялся наверх, поэтому, когда Казэнов пошел к больной, аббат оставил игру и последовал за ним, сказав г-же Шанто, что явился в качестве старого друга справиться о ее здоровье. Г-жа Шанто их узнала. Она попросила приподнять ее на подушках и приняла их с видом светской дамы, как принимала в Кане гостей; в ее безмятежной болтовне проблески сознания сменялись бредом. Милый доктор, он ведь ею доволен, не правда ли? Она скоро встанет. Затем она учтиво осведомилась о здоровье аббата. А он, пришедший исполнить свой долг священника, не мог произнести ни слова, в ужасе от этого словоизвержения. Кроме того, присутствие Полины мешало ему коснуться некоторых вопросов. Сама она с присущим ей мужеством старалась принять веселый и беспечный вид. Когда мужчины вышли, девушка проводила их до площадки; здесь доктор вполголоса сказал ей, что нужно будет делать в последние минуты. Прозвучали слова о быстром разложении, о карболке. А между тем из комнаты умирающей все еще доносилось неясное бормотание, неумолкающий поток слов.

— Значит, вы думаете, что она еще проживет сегодняшний день? — спросила Полина.

— Да, она, вероятно, еще протянет до завтра… — ответил Казэнов. — Только не поднимайте ее, она может кончиться у вас на руках… Впрочем, я еще загляну сегодня вечером.

Было условлено, что аббат Ортер останется с Шанто и подготовит его к удару.