Радость жизни - Эмиль Золя (2016)

Наступила глубокая тишина. Полина, измученная, хотела еще закрыть ей глаза — последнее усилие, на которое она была способна. Когда она вышла из комнаты, возле тела остались Вероника и жена Пруана, за которой Полина послала после ухода доктора. На лестнице девушка почувствовала, что ее силы иссякли, и на минуту опустилась на ступеньку, она не находила в себе мужества сообщить о смерти тетки Лазару и Шанто. Стены, кружась, поплыли перед ее глазами. Прошло несколько минут; она встала, держась за перила, услышала в столовой голос аббата Ортера и решила пойти на кухню. Здесь она увидала Лазара, темный силуэт которого выделялся на красноватом фоне очага. Девушка молча подошла к нему и раскрыла объятия. Он все понял и припал к ее плечу. Полина крепко прижала его к себе. Они поцеловались. Полина тихо плакала. У Лазара глаза были сухие: что-то сдавило ему грудь, и он не мог дышать. Наконец Полина выпустила его и сказала первые пришедшие ей на ум слова:

— Что же ты впотьмах сидишь?

Он горестно махнул рукой, как бы давая понять, что ему не до этого.

— Надо зажечь свечу, — сказала она снова.

Лазар опустился на стул, он больше не держался на ногах. Матье, очень взволнованный, бегал по двору, принюхиваясь к чему-то в сыром ночном воздухе. Вернувшись на кухню, он внимательно посмотрел на Полину, затем на Лазара, положил свою большую голову к нему на колени и застыл, вопросительно глядя прямо в глаза. И Лазар не вынес взгляда собаки; его охватила дрожь, слезы хлынули из глаз, и он громко зарыдал, крепко обняв старого, верного пса, которого его мать любила в продолжение четырнадцати лет.

Он бессвязно лепетал:

— Ах, мой бедный пес, мой бедный пес, мы ее больше не увидим.

Полина, несмотря на волнение, нашла спички и зажгла свечу. Она пыталась утешить Лазара и была рада, что он может наконец плакать. На ней лежала еще одна трудная задача — сказать все дяде. Но когда она решилась войти в столовую, куда Вероника уже давно принесла лампу, она услышала, как аббат Ортер расточал все свое красноречие, чтобы дать понять Шанто, что жена его при смерти и роковая развязка — вопрос нескольких часов. Увидав племянницу, взволнованную и заплаканную, старик сразу догадался.

Первые слова его были:

— Боже мой, я желал бы только одного — хоть раз еще увидеть ее живой! Ох, проклятые ноги, проклятые ноги!

И он все твердил одно и то же, а маленькие, быстро высыхавшие слезинки катились по его щекам; он слабо и болезненно стонал и тут же снова вспоминал свои ноги, проклинал их, жаловался на свою болезнь. Сначала было возникла мысль отнести его наверх проститься с покойницей, но вскоре от этого отказались. Не говоря уже о том, как трудно было бы его туда донести, близкие побоялись, что последнее прощание взволнует Шанто и подорвет его здоровье; впрочем, он и сам не настаивал. Он остался в столовой перед разбросанными шашками, не зная, чем занять свои искалеченные руки, а в голове, по его словам, был такой туман, что он не мог ни читать, ни понимать газету. Когда же Шанто уложили в постель, на него нахлынули воспоминания давнего прошлого и он долго плакал.