Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд (2012)

С момента высадки в Антарктиде сам Скотт держался поближе к кораблю, отправляя подчиненных в экспериментальные санные походы. Но после возвращения Ройдса с мыса Круазье он, наконец, и сам предпринял такую попытку. Это было путешествие на Барьер с целью создания там склада на будущий сезон. Однако при этом Скотт почему-то оставил на корабле Ройдса, Кёттлица и Скелтона, хотя они теперь считались самыми опытными полярниками в команде, и предпочел повторить их ошибки. Он и часть команды ушли без лыж, впрягшись в постромки вместе с собаками. Это был «мыс Круазье» номер два. Собаки отказались работать, люди беспомощно барахтались в снегу. Вдобавок ко всему столбик термометра упал до температуры минус сорок-пятьдесят градусов. Дрожа от холода в своем спальном мешке, Скотт узнал, что такое Барьер в конце марта. После трех дней борьбы, не пройдя и десяти миль, он понял, что игра проиграна, приказал бросить груз и повернул назад. На корабле они появились 3 апреля, отметив окончание сезона маленькой патетической сагой о неудаче. Так растаяли оптимистичные надежды Скотта на воспитание настоящих полярников за одну-две недели.

К концу марта «Дискавери» вмерз в лед. Двадцать третьего апреля солнце скрылось более чем на сто дней. Скотт приготовился к третьей в истории человечества зимовке в Антарктике. Находясь на 78° южной широты, он был примерно на 500 миль ближе к полюсу, чем Борчгревинк и де Жерлаш во время своих зимовок. Его лагерь располагался южнее, чем все остальные экспедиции, с которыми «Дискавери» делил Антарктику: немцы под руководством Драгалски засели на «Гауссе» у берегов Земли Вильгельма III, которую только что открыли, а шведы во главе с Норденскольдом – на острове Сноу-Хилл в море Уэдделла. На долю Скотта пришлась самая длинная полярная ночь, ставшая суровой проверкой его лидерских качеств.

Хотя с технической точки зрения «Дискавери» считался торговым судном, Скотт, потакая своей «маленькой прихоти», требовал соблюдения военно-морской дисциплины с жестким разделением команды на офицеров и рядовой состав. Это разительно отличалось от правил «маленькой республики», провозглашенных Амундсеном на «Йоа», с ее «спонтанной дисциплиной», отсутствием формальной иерархии и официальных званий. Но Амундсен управлял небольшой экспедицией, а Скотт – многочисленной. К тому же каждый из руководителей был порождением своего общества. Учитывая военную дисциплину викторианского флота, а также огромный иерархический разрыв между кают-компанией и общим кубриком, попытка сохранить эти порядки даже в снегах Антарктиды казалась вполне логичной.

Нельзя забывать, что каждая система имеет как хорошие, так и плохие стороны. Другие британские офицеры тоже перенесли привычки, выработанные военно-морским флотом, в новые для них условия. Какими бы ни были их неудачи в роли исследователей, они часто становились хорошими лидерами для подчиненных. Сэр Джеймс Кларк Росс с полным на то основанием мог показать Адмиралтейству «нос»; спутники Парри, первым отправившегося к полюсу, чувствовали себя вполне счастливыми; Франклина, несмотря на то что он оказался трагическим неумехой, любили и офицеры, и рядовые. Между тем Скотт и сам остро ощущал комплекс собственной неполноценности. Из-за его личных недостатков эта полярная экспедиция стала одной из самых несчастливых.

Уилльямсон в сердцах написал своему товарищу:

Представь себе весь экипаж, выстроенный на палубе в такой день только потому, что шкипер хочет проинспектировать общий кубрик (это довольно долго, ты знаешь). Почему один из нас должен был отморозить себе почти все пальцы, ожидая, пока вышеупомянутая личность проведет свои проклятые обходы, как они это называют? Такие ситуации и множество других мелочей вызывают большое недовольство команды. (Снова рутина военно-морского флота.)

По словам стюарда с «Дискавери», жизнь на борту была «очень монотонна… многие теряли терпение, падали духом». В общем кубрике начались драки, отчасти вследствие пьянства.