Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд (2012)

Так большинство спутников Скотта получили первое впечатление о его качествах руководителя экспедиционной партии. Обычно растерянный и раздраженный, он становился доброжелательным и расслабленным только в те минуты, когда оказывался в своем спальном мешке после того, как лагерь был разбит, а ужин приготовлен. В палатке его тревога сменялась суетливостью, он постоянно требовал, чтобы все было разложено под правильным углом, как снаряжение матроса, приготовленное для проверки. Это выходило за рамки представлений об опрятности, необходимой для комфортной жизни в ограниченном пространстве. Причем никто из деливших с ним палатку не являлся исключением в этом бессмысленном «терроре аккуратности», даже офицеры военно-морского флота. «Санный поход с хозяином»[77], как его называли, всем показался делом нервным.

Черри-Гаррард, еще один полярный новичок, обнаружил, что у Скотта «плохое чувство юмора». А канадец Чарльз Райт вспоминал о том, что Скотт «всегда и во всем оставался джентльменом из военно-морского флота», чьи соседи по палатке испытывали перед ним такой страх, что в пургу и сильнейший мороз предпочитали выходить наружу при отправлении естественных надобностей – даже в случае скромной малой нужды, – испытывая при этом мучительный дискомфорт. Или же просто терпели, но не соглашались использовать в качестве туалета тот угол палатки, который в плохую погоду традиционно выполнял эту роль.

Приверженец строгой дисциплины даже в мельчайших деталях, Скотт часто становился небрежным и легкомысленным человеком, сталкиваясь с важными вещами. Оутс охарактеризовал его как «наиболее рассеянного» из всех известных ему людей, имея в виду, что в штатском человеке это может быть милой и симпатичной чертой характера, но для лидера, отвечающего за жизни своих подчиненных, является совершенно недопустимым.

Гран был тоже чрезвычайно озадачен. Он находился в составе экспедиции для того, чтобы продемонстрировать потенциальные возможности лыж, а теперь обнаружил, что энтузиазм, проявленный Скоттом в Фефоре, куда-то испарился. Велись серьезные споры о том, стоит ли вообще использовать лыжи. Гран пытался доказать свою точку зрения, бегая на лыжах с поручениями Скотта в процессе бестолкового перемещения партии взад вперед из-за неумелых импровизаций ее руководителя. Но очень скоро по приказу все того же Скотта лыжная история кончилась фарсом – Гран уныло брел по снегу пешком, а его лыжи бесполезным грузом везли в санях. Скотт считал, что, передвигаясь на лыжах, невозможно управлять пони.

Движение каравана в первом походе Скотта для закладки промежуточных складов стало громоздким и сложным процессом. Каждое утро первыми выступали пони. Между тем собакам, которые двигались быстрее, приходилось оставаться и ждать, выходя на старт позже, чтобы одновременно с пони прибыть к новому месту стоянки. Каждый день из-за этого происходила ужасная путаница и неразбериха.

Я вижу, какие трудности связаны со столь сложной организацией перевозки [заметил Гран в своем дневнике]. И уверен в одном – потребуется очень большое везение, чтобы в следующем году мы смогли дойти до полюса.

Они двигались со скоростью, которая составляла треть или максимум половину скорости группы Амундсена. Периодически буран не давал им выйти из палатки. Как минимум в двух случаях это были такие же погодные условия, в которых Амундсен беспрепятственно проходил по двадцать миль в день. Температура была одна и та же – минус 20 °C. Основные проблемы возникали из-за животных.

«Сейчас у бедных лошадей трудные времена, – заметил Гран, – такой мороз, что они едва могут есть». Конечно, после первого бурана Скотт заметил слабость и худобу пони, но не понял причины. Вместе с тем в своем дневнике он отметил, что собаки «довольно счастливы. Они уютно сворачиваются под снегом, а во время кормежки вылезают из своих теплых нор». И снова: «Собаки в отличной форме – буран, похоже, их самое любимое время».