Дело о пеликанах - Джон Гришэм (1992)

В эти поздние утренние часы, а их было немало, Каллаган наслаждался своей свободой. Вот уже двадцать лет, как он окончил юридический колледж, и с тех пор большинство его однокашников сидели привязанными по семьдесят часов в неделю на своих юридических «фабриках». Он же протянул только два года на частной практике. Фирма (чудовище с двумя сотнями адвокатов), расположенная в округе Колумбия, наняла его на работу сразу же после окончания колледжа в Джорджтауне и на первые шесть месяцев засадила в тесную клетушку для изложения дел, рассматривавшихся в суде. Затем он был брошен на конвейер для того, чтобы по двенадцать часов в день отвечать на вопросы деклараций о доходах, а требовали от него ставить в счет шестнадцать оплаченных часов. Ему было сказано, что если в течение следующих десяти лет он будет работать за двоих, то годам к тридцати пяти сможет стать компаньоном.

Каллаган хотел пожить еще и после пятидесяти, поэтому он оставил частную адвокатскую практику, получил степень магистра права и стал профессором. Он спал допоздна, работал по пять часов в день, время от времени пописывал статьи, а основную часть времени посвящал удовольствиям. При отсутствии расходов на семью, которой у него не было, его зарплата в семьдесят тысяч оказалась более чем достаточной для того, чтобы иметь двухэтажный коттедж, «порше» и сколько угодно спиртного. Если умереть придется рано, то это случится от виски, а не от работы. Пришлось кое-чем и пожертвовать. Многие из его приятелей по юридической школе стали компаньонами в крупных фирмах, занимали солидное положение и имели полумиллионные доходы. Их клиентами являются высшие должностные лица из «ИБМ», «Тексако» и «Стейт фарм». Они знаются с сенаторами и имеют конторы в Токио и Лондоне. Но он не завидовал им.

Одним из его лучших друзей со времени юридической школы был Гэвин Вереек, также расставшийся с частной практикой и перешедший на государственную службу. Вначале он работал в Управлении гражданских прав министерства юстиции, а затем был переведен в ФБР. Теперь он занимал должность специального советника директора. В понедельник Каллагану предстояло участвовать в конференции профессоров конституционного права в Вашингтоне. Он и Вереек планировали поужинать и хорошенько выпить в этот день вечером.

Каллагану необходимо было позвонить ему и убедиться, что их ужин и пьянка состоятся, а заодно выведать, что у него на уме. Он набрал номер по памяти. Вызов долго ходил по линиям, и через пять минут Гэвин Вереек был у телефона.

– Давай побыстрее, – сказал он.

– Рад слышать твой голос, – проговорил в трубку Каллаган.

– Как дела, Томас?

– Время десять тридцать. Я не одет. Сижу здесь, во Французском квартале, пью кофе и наблюдаю за прохожими на Дофин. А что делаешь ты?

– Что за жизнь! Здесь уже одиннадцать тридцать, а я не уходил из кабинета с тех пор, как они нашли тела во вторник утром.

– Мне просто дурно, Гэвин. Он назначит двух нацистов.

– Конечно, я не могу комментировать такие дела. Но я подозреваю, что ты прав.

– Подозревай мой зад. Ты уже видел список его кандидатур, Гэвин? Вы, ребята, наверное, уже проверяете их биографии, не так ли? Давай, Гэвин, ты можешь сказать мне. Кто в этом списке? Я никогда не проболтаюсь.

– Я тоже не проболтаюсь, Томас. Но я уверяю тебя, что твоего имени там нет.

– Я убит.

– Как подруга?

– Которая?

– Ладно, Томас. Так как она?

– Она красивая, и умная, и мягкая, и нежная, и…

– Продолжай.

– Кто убил их, Гэвин? Я имею право знать. Я налогоплательщик и имею право знать, кто убил их.

– Как теперь ее звать?

– Дарби. Кто убил их и почему?

– Ты всегда мог выбирать имена, Томас. Я помню, ты отвергал женщин только потому, что тебе не нравились их имена. Роскошных, горячих женщин, но с невыразительными именами. Дарби. В этом имени есть что-то эротическое. Что за имя! Когда я увижу ее?

– Я не знаю.

– Она переехала к тебе?