Сталинград - Энтони Бивор (1998)

Позднее полковник Адам сказал на допросе все тому же Дятленко, что именно Шмидт отдал приказ стрелять в парламентеров. (Капитан, конечно, не стал говорить о том, что сам был одним из них.) Старшим офицерам штаба 6-й армии, вне всяких сомнений, было известно о содержимом непринятого пакета. Утром 9 января Дятленко и Смыслов за завтраком в землянке и сами читали листовки с текстом ультиматума, разбросанные советскими самолетами. В тот же самый день генерал Хубе возвратился в «котел» после встречи с Гитлером. Он привез приказ не капитулировать ни при каких условиях. По мнению Адама, это упрочило позиции генерала Шмидта в штабе 6-й армии, и без того мало кем оспариваемые.

29 января, в канун десятой годовщины прихода Гитлера к власти, из штаба 6-й армии в разрушенном подвале в Берлин ушла поздравительная телеграмма.

Адольфу Гитлеру. 6-я армия поздравляет своего фюрера со славной годовщиной. Флаг со свастикой по-прежнему реет над Сталинградом. Пусть наша борьба станет примером нынешнему и грядущим поколениям. Солдаты рейха никогда не сдаются – даже в безнадежной ситуации, чтобы Германия в конце концов торжествовала победу. Хайль, мой фюрер!

Паулюс[921]

Эта телеграмма, в данных обстоятельствах не просто нелепая, судя по всему, была составлена и отправлена генералом Шмидтом. Чувствуется его стиль. Паулюс, потрясенный всем случившимся, полностью деморализованный и к тому же жестоко мучимый дизентерией, вряд ли бы даже одобрительно кивнул, услышав этот текст. Гроскурт недаром незадолго до того написал в письме брату: «Паулюс находится в состоянии полного физического и морального упадка».[922]

30 января, в годовщину прихода нацистов к власти, Геринг в своем радиообращении к немецкому народу сравнил 6-ю армию с 300 спартанцами, остановившими персов у Фермопил. В Сталинграде его тоже слушали, и многие посчитали все сказанное рейхсминистром оскорблением. И то обстоятельство, что погребальную речь по ним[923] произносит именно Геринг, вызвало гнев. Раненые, лежащие в подвалах сталинградского театра, узнали голос с первых слов. «Сделайте погромче!» – кричали одни. «Выключите немедленно!»[924] – орали другие и проклинали Геринга. Закончилось радиообращение Пятой симфонией Брукнера. Некоторые офицеры горько шутили, что сравнение с самоубийством евреев в Масаде[925] было бы более верным. Они даже не догадывались, насколько правы. Гитлер действительно рассчитывал на массовые самоубийства в 6-й армии, в первую очередь всех старших офицеров.

Обращение самого фюрера в тот же день зачитал Геббельс, но позже – помешал налет английских бомбардировщиков. О Сталинграде, этой катастрофе, омрачившей столь светлый праздник, была сказана всего одна фраза: «Героическая борьба наших солдат на Волге должна стать примером тем, кто все свои силы отдает борьбе за будущее нашего народа, за свободу Германии, а в более широком смысле – всей Европы».[926] Впервые с начала войны на востоке Гитлер упомянул, пусть косвенно, о возможности поражения немецкой армии.

На следующий день фюрер присвоил четырем генералам, в том числе Паулюсу, звание фельдмаршала. Это было самое крупное производство в высшие армейские чины со времени победы над Францией. Когда пришла телеграмма с сообщением о том, что он теперь генерал-фельдмаршал, Паулюс понял, что ему протягивают чашу с ядом. На последнем совещании высшего командования 6-й армии он сказал генералу Пфефферу: «Я не собираюсь стреляться ради этого ефрейтора!»[927] Другой генерал сообщил на допросе в НКВД, что Паулюс воскликнул: «Это похоже на приглашение пустить себе пулю в лоб, но я не окажу ему такую любезность!»[928] Дело в том, что Паулюс отрицательно относился к самой идее самоубийства. Узнав о том, что кое-кто из офицеров предпочитает «покончить с собой, как подобает солдату» – встать на бруствере и ждать, когда тебя убьет враг, – он отдал приказ, категорически запрещающий подобную практику.