Ваша до рассвета - Медейрос Тереза

Он знал свое лицо, и какое оно производит впечатление на женщин. От старых дев, которые никогда не могли удержаться от того, чтобы не ущипнуть его за розовую щечку, когда он был малышом, до дебютанток, которые хихикали и краснели, когда он снимал перед ними шляпу в Гайд–парке, а также красавиц, которые нетерпеливо падали в его постель всего за один головокружительный танец на балу и соблазнительную улыбку.

Он сомневался, что даже ершистая мисс Викершем сможет сопротивляться его чарам.

Она долго и в тишине изучала портрет.

– Он достаточно красив, я полагаю, – сказала она, наконец, размышляя вслух. – Если вам нравится такой тип.

Габриэль нахмурился.

– И какой же это тип?

Он почти слышал, как она обдумывает слова.

– В лице недостаточно характера. Он человек, которому все доставалось слишком легко. Он уже не мальчик, но еще не мужчина. Уверена, что он был бы приятной компанией, чтобы погулять в парке или провести вечер в театре, но не думаю, что я захотела бы узнать его поближе.

Ориентируясь на звук ее голоса, Габриэль вытянул руку и схватил ее через шерстяной рукав. Он притянул ее, поставил лицом к себе и с искренним любопытством спросил:

– А что вы видите сейчас?

На сей раз в ее голосе не было никакого колебания.

– Я вижу мужчину, – мягко сказала она. – Мужчину, в чьих ушах еще гремит рев орудий. Мужчину, битого жизнью, но не сломленного. Мужчину со шрамом, который делает его лицо нахмуренным, хотя мог бы стать продолжением улыбки. – Она легонько провела кончиком пальца вдоль его шрама, отчего каждый волосок на теле Габриэля встал дыбом.

Потрясенный интимностью прикосновения, он поймал ее руку и опустил вниз.

Она быстро забрала у него руку, в ее голос вернулась бойкость.

– Я вижу мужчину, который отчаянно хочет побриться и переодеться в чистую одежду. Знаете, нет никакой необходимости выглядеть так, словно вас одевал…

– Слепой? – сухо предвосхитил ее он, чувствуя облегчение оттого, что она вернулась к своему обычному тону.

– У вас нет камердинера? – спросила она.

Почувствовав, как она потянула за шейный платок, который он подобрал на полу спальни и небрежно повязал, он шлепнул ее по руке.

– Я его уволил. Я не мог вынести, чтобы кто–то суетился вокруг меня, словно я беспомощный инвалид.

Она решила проигнорировать этот предупредительный выстрел, пущенный в ее огород.

– Не могу себе представить, почему. Большинство людей вашего положения с отличным зрением полностью устраивает стоять с вытянутыми руками, пока их одевают, как маленьких детей. Если вы не переносите камердинеров, я могу, по крайней мере, привести лакеев, которые затащат вас в горячую ванну. Если у вас нет каких–то возражений против нее тоже.

Габриэль уже собирался указать ей, что единственная вещь, против которой он возражает, это она сама, как ему пришла в голову новая мысль. Возможно, существовал еще один способ довести ее до увольнения.

– Хорошая горячая ванна – это вещь, – сказал он, намеренно добавляя в свой голос медоточивые нотки. – Но в ней таится много опасностей для слепого. Что, если, залезая в ванну, я запнусь об нее и упаду? Что, если я уйду под воду и утону? Что, если я уроню мыло? Я едва ли смогу сам его поднять. – Он снова нашел ее руку, но на этот раз поднес к губам и провел ими по чувствительной коже в центре ее ладони. – Как моя медсестра, мисс Викершем, я думаю, будет только правильно, если вы вымоете меня.

Вместо того, чтобы дать ему пощечину, которую он заслужил за дерзость, она просто забрала у него свою руку и сладко произнесла:

– Уверена, что мои услуги не потребуются. Один из этих крепких и молодых лакеев будет только рад вернуть вам мыло.

В одном она была права. Внезапно Габриэлю захотелось улыбнуться. Слушая ее быстрые и решительные шаги, пока она спускалась вниз по лестнице, он делал все, что мог, чтобы удержаться от громкого смеха.

* * *