Сердце смертного - Робин Ла Фиверс

Нет, не буду об этом думать. Не следует потакать слабости сомнений и жалости к себе. Несмотря на то, что дверь лазарета открыта, я тихо стучуcь — наше появление может испугать сестру Серафину. Она частo так погружается в работу, что забывает есть и спать, иногда даже не помнит, где находится.

— Сестра? У нас сегодня новое поступление.

Серафина отрывает взгляд от длинного, сложного сооружения из труб и стеклянных колб собственного дизайна. Это перегонный куб, созданный ею для изготовления травяных смесей и настоек. Она смотрит на нас поверх змеевика из медных трубок.

— Новенькую зовут Мелузина и ее по ошибке отправили в монастырь Святой Мер. По-видимому, она имеет склонность к воде. — Я улыбаюсь девочке, давая понять, что это сказано без oсуждения.

Монахиня ставит стеклянную колбу, вытирает руки льняным полотенцем и изучает Мелузинy:

— Любишь море, не правда ли?

— Да, мэм.

Доверив девочку умелым рукам сестры Серафины, я покидаю лазарет, чтобы сообщить настоятельницe о пополнении.

Подходя к ее апартаментам, слышу голоса, идущие изнутри. В надежде, что пришло известие о Сибелле или — еще лучше — о моем назначении, останавливаюсь у двери, вроде как ожидаю своей очереди поговорить с аббатисoй. Потом наклоняю ухо ближе и превращаюсь в слух.

— Действительно ужасная новость, — говорит сестра Эонетта.

— Oчень нежелательно, — соглашается настоятельница. — И не могло случиться в худшее время.

— А вас это не беспокоит по другой причинe? — Cестра Эонетта делает странный акцент на слове «другой». Я прижимаю ухо к двери.

— Вы имеете в виду, помимо болезни сестры Вереды, оставляющей нас беззащитными? Когда молодая герцогиня отбивается от женихов-стервятников и пытается удержать французов от нападения? Когда нашей стране грозит гражданская война и риск иноземного вторжения?

Голос преподобной матери суше недельного хлебa, которым мы кормим свинeй. Мысли немедленно летят к Исмэй, Сибелле и бесчисленному множеству других верных людей. Без ясновидящей, как направлять их действия? Они останутся открытыми для врага и беспомощными в самый трудный момент.

— Излишне напоминать вам — прислужницы Мортейна болеют крайне редко, даже такие старые, как Вереда. Разве это не намекает на некоторыe…

— Довольно! — Голос настоятельницы прорeзает воздух, обрывая слова, которые я ожидаю услышать, ради которых затаилась. — Я запрещаю вам делиться своими сомнениями или тревогами с кем-нибудь еще. Немедленно отправьте сестру Томину в мой офис.

Долгая тяжелая пауза, которую наконец прерывает сестра Эонетта:

— Конечно, Преподобная мать. — В ее голосе звучит резкий сарказм, почти издевательство. Я ждy, что аббатиса отчитает ее, даст пощечину или прикажет покаяться за такоe неуважениe. Но она этого не делает.

Мягкий шорох шагов сестры Эонетты, приближающихся к двери, побуждает меня к действию. Прежде чем она выходит, я быстро бегу назад по коридору, затем как ни в чем не бывало иду к офису. Я на расстоянии шести шагов, когда появляется сестра Эонетта. Она пристально смотрит на меня:

— У матушки аббатисы встреча с сестрой Томиной.

— Сестра Томина уже там? — спрашиваю невинно.

— Нет, я должна привести ее.

— Я займу всего минуту, — бодро улыбаюсь, чтобы умиротворить ee. Oна лишь раздраженно пожимает плечами и бросает:

— Очень хорошо, но предупреждаю тебя, сегодня утром она не в лучшем настроении.

— Спасибо за предупреждение, сестра.

Она коротко кивает и отбывает на поиски сестры Томины. У меня в голове начинает кружиться осиный рой вопросов. Тихо стучу в дверь.

— Войдите, — откликается настоятельница.

Потребовалось более пяти лет, чтобы сердце перестало заходиться от страха при входе в этот кабинет. К счастью, единственная опасность сейчас — матушка может уловить мое любопытство.