Зимняя Чаща - Ши Эрншоу (2019)

Толчком открываю дверь маминой спальни и захожу внутрь. В комнате пахнет мамой – ванилью и медом. От мамы всегда пахнет медом. Этим запахом пропитаны ее волосы и руки. От него невозможно избавиться, ничем нельзя перебить. Полностью, во всяком случае. Три недели назад мама уехала в приморский городок Спарроу, повезла туда четыре ящика своего дикого клеверного меда, тщательно уложив их в кузов своего грузовичка. В полнолуние мама собирает соты диких пчел, живущих в Чаще, затем выкачивает из них мед, разливает в стеклянные банки и развозит их по небольшим магазинам, торгующим экологически чистыми продуктами в городках, разбросанных вдоль западного побережья. Магазины очень хорошо платят за мамин мед из Чащи. Говорят, что он слаще, чем настоящий тростниковый сахар, и может излечивать многие кожные заболевания, а также укусы пчел, сыпь и солнечные ожоги.

С тех пор как мама уехала, я с ней ни разу не разговаривала, поскольку телефонная линия оборвана, а единственная дорога засыпана снегом. Но мы привыкли к зимним бурям. Привыкли быть отрезанными от внешнего мира. И хотя я, наверное, должна бы тосковать без нее, чувствовать себя одиноко, это не так. У нас с мамой гораздо больше различного, чем общего. Я – дочь, которая стремится стать Уокером, а она не хочет быть ни Уокером, ни матерью.

Из-за моего любопытства, страстного желания знать все о нашем прошлом и разобраться, кто я есть на самом деле, мама считает меня предательницей.

А я хочу понять ту тьму, что живет во мне.

В свою очередь, я тоже считаю маму предательницей. За то, что она молчит, когда бывает дома, наотрез отказывается говорить со мной о бабушке и о тех Уокерах, которые были до нас.

Так что я, честно говоря, даже люблю, когда мама уезжает, а я остаюсь одна в нашем старом доме.

За меня мама не волнуется, знает, что если дорогу засыпет снегом, я смогу о себе позаботиться. Я смогу о себе позаботиться, даже если мама вообще никогда не вернется.

Войдя в мамину комнату, я опускаюсь на пол и начинаю шарить рукой под кроватью. Нахожу там огарок свечи, клубки пыли, бледно-желтый, давно лишившийся своей пары носок, и наконец нащупываю спрятанный в глубине возле самой стены деревянный ящик.

Вытаскиваю его из-под кровати, поставив перед собой, и осторожно открываю крышку.

Внутри ящика хранятся памятные вещи – старые фотографии и письма в конвертах, жемчужное ожерелье бабушки и старая музыкальная шкатулка, принадлежавшая когда-то Генриетте Уокер. Фамильные реликвии, спрятанные под кровать, где они со временем будут забыты. Вещи, которые напоминают о том, кто я такая, и помогают почувствовать себя не такой одинокой. Уголки моих губ невольно приподнимаются в улыбке.

Ну а под всеми этими реликвиями я нахожу книгу.

Осторожно провожу по словам на ее обложке, написанным от руки: «Книга заклинаний лунного света и лесная аптека». Под этой надписью нарисован компас с четырьмя основными направлениями – север, юг, восток и запад.

Книгу я не открываю, нет. Мне нельзя ее открывать в маминой комнате – я боюсь, что мама, когда вернется, сможет почувствовать, что я сидела здесь на полу, держа раскрытую книгу.

Допустить этого я не могу, позже объясню почему. А сейчас я засовываю под мышку книгу, хранящую историю моей семьи, и осторожно выхожу из пропахшей медом комнаты, чтобы не оставить за собой ни малейшего следа.

Внизу в печи продолжает реветь пламя, от чего душно даже в моей комнате на чердаке, куда я возвращаюсь с книгой. Я раскрываю окно и впускаю в комнату хоровод кружащихся снежинок. Я выросла здесь, в этой комнате на чердаке, с окнами на озеро. Здесь же я и родилась, а случилось это семнадцать лет назад в ночь мокрого полнолуния, когда сильнейший ливень хлестал над озером, превращая его берега в непролазное болото. Все Уокеры приходили в этот мир при полной Луне, с которой мы связаны с рождения.

Я кладу книгу на кровать, чувствуя себя при этом воровкой.