Зимняя Чаща - Ши Эрншоу (2019)

Пытаюсь уснуть. Мир вокруг начинает таять и размываться. На какое-то время я засыпаю, но сон приходит тягучий, мрачный – в нем я бегу среди деревьев, подняв глаза вверх, и ищу звездное ночное небо, но не нахожу. Я заблудился, и я падаю в снег, и мне холодно, холодно, холодно, пока она не трогает меня за руку, и я моментально просыпаюсь.

Открываю глаза. Я лежу все на той же койке и смотрю в потолок.

Но я больше не один.

Внизу слышны голоса и шарканье подошв.

Остальные вернулись.

Я продолжаю тихо лежать, слушая их шаги, слушая, как захлопнулась входная дверь. В хижине темно, солнце давно село, и никто не знает, что я здесь, лежу, притаившись на верхней койке. Они не знают, что я вернулся.

– Я же говорил, что ничего она не погаснет, – говорит кто-то. Я узнаю́ этот голос. И голоса остальных, вместе с кем я делил эту хижину до того, как потерял память. До того, как пропал. Это сказал Джаспер, у него высокий голос.

Слышу, как подбрасывают в печку новые поленья, как шаркают ногами, выдвигают и задвигают ящики комода. Нижняя койка подо мной трещит и шатается – это Лин шлепается на матрас и начинает колотить ногой по деревянной раме.

Джаспер, койка которого находится прямо напротив меня, говорит.

– Не понимаю, зачем мне нужно знать это дерьмо. Зачем он мне, этот компас? В сортир по нему ходить, что ли? А в лес я после того, как вернусь отсюда, ни за какие коврижки не пойду.

– А если вдруг тебя пригласят работать здесь вожатым? – ехидно спрашивает Лин, и они втроем хохочут.

– Черта с два я соглашусь, – отвечает Джаспер.

В разговоре повисает долгая пауза, слышно лишь, как все громче завывает снаружи ветер, заставляя щелкать и трещать огонь в печке. По крыше начинают барабанить капли дождя.

Я думал, что все уже уснули, но тут Джаспер говорит:

– Две недели сегодня.

– Заткнись, – обрывает его Ретт со своей нижней койки.

– Просто я думаю, где он, – поспешно добавляет Джаспер.

– Найдется, – резко отвечает Ретт. Словно гвоздь вбил. Возможно, мне нужно сказать им что-нибудь, показать, что я здесь, – но я продолжаю молчать, чувствуя, как все сжимается у меня внутри.

– Ты что, можешь осуждать его за то, что он не хочет возвращаться? – спрашивает Лин. В комнате становится тихо. – На его месте я бы тоже спрятался.

– Точно, – хмыкает Джаспер.

Кто-то бурчит себе под нос, кто-то кашляет, но ничего существенного никто не говорит. Вскоре все засыпают – посапывают, похрапывают, дергая ногой, задевают деревянные рамы кроватей, подтягивают к подбородку свои одеяла, чтобы согреться.

В щелях сложенных из бревен стен хижины тоненько свистит ветер. Ужасный это свист – нескончаемый, унылый, сводящий с ума.

Дождь превратился в снежную крупу, та, в свою очередь, сменилась снегом, который стал налипать на подоконники.

Я все еще лежу неподвижно, слушаю, как дышат мои соседи по хижине. Они не знают, что я здесь. Что я вернулся из леса. «На его месте я бы тоже спрятался», – сказал Лин.

Что же случилось той ночью, когда под натиском снежной бури дрожали стены хижин? Что случилось той ночью, которая вычеркнута теперь из моей памяти?

Я откидываю одеяло и тихо спускаюсь по лесенке на пол, крадучись иду по комнате. Никто не пошевельнулся. Я, конечно, могу разбудить их, сказать, что вернулся, спросить, что же такое, в конце концов, случилось той ночью, чего я никак не могу вспомнить.

Но подкативший к горлу комок не позволяет мне сделать это, а ноющая боль в груди говорит, что я не должен им верить.

Случилось нечто такое, чего не хочет хранить моя память.

Наверняка нечто темное и мрачное.

Я не могу оставаться здесь, с ними. Не могу оставаться в этом месте, переполненном одними только дурными воспоминаниями.