Морские звезды - Питер Уоттс (1999)

– …согласно статье сто пятьдесят один и сто пятьдесят два Североамериканского тихоокеанского уголовного кодекса.

Ребенок встал на колени и пристально посмотрел ему в лицо. На таком близком расстоянии все признаки бросались в глаза: глубина взгляда, размер пор на коже, пластичная упругость взрослой плоти, пропитанной андрогенными ингибиторами.

– Не говоря уже о нарушении очередного судебного запрета, – добавил Кевин.

«Сколько…» – совершенно равнодушно подумал Фишер.

От нервного шока весь мир словно окутала кисея. Сколько месяцев понадобилось, чтобы из взрослого снова превратиться в ребенка?

– Вы имеете право… да какого, собственно, хрена…

И сколько понадобится, чтобы обратить процесс вспять? Сможет ли Кевин снова вырасти?

– Ты знаешь собственные права лучше меня.

Это невозможно. Полиция не зашла бы так далеко, у них нет денег, да и зачем? Зачем кому-то добровольно понадобилось вот так изменяться? Просто чтобы поймать Джерри Фишера? Почему?

– Думаю, мне надо тебя сдать, не так ли? Хотя, с другой стороны, может, лучше дать тебе полежать тут в собственной моче…

Каким-то образом он почувствовал, что Кевину сейчас хуже, чем ему. Бессмыслица какая-то.

«Все в порядке, – тихо сказала Тень. – Это не твоя вина. Они просто не понимают».

Кевин снова принялся пинать его, но Фишер едва чувствовал толчки. Он старался сказать что-нибудь, от чего его мучителю стало бы хоть немного легче, но двигательные нервы основательно поджарились.

Хотя он по-прежнему мог плакать. За слезы отвечала другая проводка.

* * *

В этот раз все было иначе. Началось все, конечно, как обычно: сканы, образцы, избиения, – но потом его вывели из строя, вымыли и поместили в боковую комнату. Двое охранников усадили Джерри за стол напротив приземистого унылого человечка с коричневыми бородавками по всему лицу.

– Привет, Джерри, – поздоровался он, притворяясь, что не заметил ран Фишера. – Я доктор Скэнлон.

– Вы психиатр.

– Скорее, механик. – Он улыбнулся, чопорно, скупо, словно говоря: «Я сейчас сказал нечто очень умное, но ты, скорее всего, слишком тупой, чтобы понять шутку».

Фишеру Скэнлон сразу не понравился.

Но типы, подобные ему, раньше всегда оказывались полезными со всей их болтовней о «компетенции» и «уголовной ответственности». Фишер уже давно понял: вопрос не в том, что ты делаешь, а почему. Если совершаешь преступления, потому что ты злой, у тебя серьезные неприятности. А если делаешь то же самое из-за болезни, доктора тебя прикрывают. Иногда. Джерри научился быть больным.

Скэнлон вытащил из нагрудного кармана повязку на голову.

– Мне бы хотелось немного с тобой поговорить, Джерри. Ты не возражаешь, если мы наденем на тебя вот это?

Изнутри ленту усеивали сенсорные датчики. Они холодили лоб. Фишер осмотрел комнату, но никаких мониторов или устройств не обнаружил.

– Прекрасно. – Психиатр кивнул охранникам, подождал, пока те выйдут, и заговорил снова: – А ты странный, Джерри Фишер. Мы на таких нечасто наталкиваемся.

– Другие доктора говорят иное.

– Да? И что же?

– Они говорят, мой случай совершенно типичен. Говорят, что многие из тех, кого обвиняют по сто пятьдесят первой статье, пользуются такими же логическими обоснованиями.

Скэнлон наклонился вперед:

– А знаешь, это чистая правда. Просто классические фразы: «Я учил ее справляться с пробуждающейся сексуальностью, доктор». «Это работа родителей – воспитывать своих детей, доктор». «Им и школа не нравится, но все это для их же блага».

– Я никогда не говорил ничего подобного. У меня даже детей нет.

– Именно. Но смысл в том, что педофилы часто заявляют, будто действуют исключительно в интересах детей. Они превращают сексуальное домогательство в акт альтруизма, если ты меня понимаешь.

– Это не домогательство. Так поступаешь, когда действительно кого-то любишь.