Горящий берег - Уилбур Смит (1985)

Незадолго до заката Шаса проснулся и завыл, как голодный волк. Лотар стреножил лошадей и отнес ребенка к матери. Через несколько минут Шаса закричал от досады и стал сучить ножками под полой шинели, поставив Лотара перед трудным решением.

«Это ради ребенка. Она никогда не узнает», — решил он.

Он поднял полу шинели и помешкал, прежде чем так интимно прикоснуться к Сантэн.

— Прости меня, — извинился он перед лежащей в беспамятстве девушкой и взял в руку ее обнаженную грудь. Ее тяжесть, тепло и бархатистость вызвали напряжение у него в промежности, но он старался не обращать на это внимания. Он мял грудь, пытаясь выжать из нее хоть каплю молока, а малыш бушевал, разевая рот в яростном крике. Потом Лотар резко повернулся на каблуках и укрыл Сантэн шинелью.

— Что же нам делать, парень? У твоей матери пропало молоко. — Он поднял Шасу. — Нет, меня не тереби, тут тоже сухо. Придется нам подождать тут, пока я схожу за продуктами.

Он нарезал колючих веток и устроил круглый крааль от гиен и других хищников. В центре крааля развел костер.

— Тебе придется отправиться со мной, — сказал он кричащему малышу и, подвесив сумку через плечо, сел на гунтера.

У следующего выступа горы он увидел стадо зебр. Прячась за лошадью, он подобрался на расстояние точного выстрела и выбрал молодую кобылицу с жеребенком. Без промаха попал в голову. Зебра сразу упала. Когда Лотар подошел к мертвой зебре, жеребенок отбежал на несколько шагов, потом вернулся.

— Прости, приятель, — сказал ему Лотар.

У детеныша не было никаких шансов выжить, и пуля, которую всадил ему в голову Лотар, стала актом милосердия.

Потом он склонился к мертвой кобыле и развел ей ноги, обнажив раздутое черное вымя. Лотар сумел выцедить полфляги теплого молока. Жирного, с толстым слоем желтых сливок. Он развел его равным количеством теплой воды и намочил сложенный обрывок рубашки.

Шаса плевался, брыкался и отворачивал голову, но Лотар был настойчив.

— Это единственное блюдо в меню.

И неожиданно Шаса понял. Молоко капало с его подбородка, но часть попадала в рот, и он нетерпеливо кричал всякий раз, когда Лотар отнимал тряпку, чтобы снова смочить ее.

Эту ночь Лотар проспал, прижимая ребенка к груди, и проснулся на рассвете, когда Шаса потребовал завтрак. С предыдущего вечера оставалось молоко зебры.

К тому времени как он накормил мальчика и выкупал его в миске нагретой на костре воды, уже взошло солнце. Когда Лотар отпустил Шасу, тот на четвереньках, с возбужденными криками галопом устремился к лошадям.

У Лотара в груди возникло чувство, какого он не знал со смерти своего сына, и он посадил мальчика на спину лошади. Шаса брыкался и булькал смехом, а гунтер повернул голову и принюхался, насторожив уши.

— Мы сделаем из тебя наездника раньше, чем ты научишься ходить, — рассмеялся Лотар.

Однако когда он подошел к носилкам Сантэн и осторожно попытался поднять ее, его охватила тревога. Женщина по-прежнему была без сознания, хотя застонала и стала поворачивать голову из стороны в сторону, когда он коснулся ее ноги. Нога распухла и потемнела, на стежках швов засохла кровь.

— Господи, как плохо, — прошептал Лотар, но когда поискал выше, на бедре, признаки гангрены, ничего не обнаружил.

Зато он сделал другое неприятное открытие: Сантэн нуждалась в таком же уходе, как ее сын.

Лотар быстро раздел ее. Единственной одеждой девушки были брезентовая юбка и накидка. Глядя на нее, он старался ничего не чувствовать и сохранять медицинское, профессиональное отношение.

Но не мог.

До сих пор представления Лотара о женской красоте зиждились на спокойной, округлой рубенсовской прелести его светловолосой матери, а потом и жены Амелии. Теперь он обнаружил, что его вкусы меняются на прямо противоположные.