Все по местам - Сесил Форестер (1937)

На маленькой площади в центре города стояли у коновязи низкорослые лошадки, облепленные мухами. Спутники Эрнандеса поспешно отвязали двух и держали их под уздцы, чтоб Хорнблауэр и Эрнандес сели в седла. Хорнблауэр смутился. Он знал, что плохо сидит в седле, что при шпаге и в треуголке будет выглядеть на лошади нелепо, к тому же жалел лучшие шелковые чулки, но деваться было некуда. От него настолько очевидно ждали, что он сядет верхом и поскачет, что он не мог отступить. Он поставил ногу в стремя и плюхнулся в седло, обнаружив, к своему успокоению, что неказистая лошадка покладиста и спокойна. Неуклюже подпрыгивая, он рысью тронулся за Эрнандесом. Пот заливал ему лицо, треуголку приходилось ежеминутно поправлять. Дорога от города круто поднималась в гору, временами по ней едва мог проехать только один всадник, и тогда Эрнандес с вежливым поклоном проезжал вперед. Остальные следовали ярдах в пятидесяти позади.

На узкой дорожке, окаймленной по обеим сторонам деревьями и кустарником, было одуряюще жарко. Насекомые жужжали и больно кусались. Примерно в полумиле от города им встретились отдыхавшие часовые, при появлении всадников они неловко вытянулись во фрунт. И начиная с этого места, они постоянно проезжали мимо людей – таких, как первый, кого Хорнблауэр увидел – привязанных к столбу и умирающих от жажды. Некоторые были уже мертвы – ужасные разложившиеся трупы, окруженные жужжащим облаком мух, – жужжание становилось громче, когда лошади проезжали мимо. Смрад стоял нестерпимый; объевшиеся стервятники с отвратительными голыми шеями били крыльями, не в силах взлететь, и убегали от лошадей в кусты.

Хорнблауэр чуть было не спросил: «Еще непросвещенные, генерал?», когда осознал бессмысленность подобного замечания. Лучше не говорить ничего, чем говорить попусту. Он молча ехал сквозь полчища мух и смрад, пытаясь представить себе внутренний мир человека, который оставляет трупы разлагаться, образно говоря, у самого своего порога.

Дорога вывела их на водораздел, и Хорнблауэр ненадолго увидел внизу залив, синий, серебряный и золотой в лучах вечернего солнца, а посреди него – покачивающуюся на якоре «Лидию». Тут лес по обе стороны словно по волшебству сменили возделанные земли. Дорогу окаймляли увешанные плодами апельсиновые деревья, за ними Хорнблауэр различал поле, где колосились хлеба. Солнце, быстро клонившееся к закату, освещало золотые плоды и, за поворотом, ярко озарило большое белое строение, приземистое и длинное, прямо на пути всадников.

– Дом Эль Супремо, – сказал Эрнандес.

Во дворике – патио – слуги взяли лошадей под уздцы.

Хорнблауэр неловко спешился и с горечью обозрел свои лучшие шелковые чулки – они были испорчены безвозвратно. Старшие слуги, которые провели их в дом, являли ту же смесь роскоши и нищеты, что и Эрнандес – алые с золотом ливреи, драные штаны и босые ноги. Самый важный – его черты выдавали присутствие негритянской крови наряду с индейской и некоторую примесь европейской – вышел с озабоченным лицом.

– Эль Супремо ждет, – сказал он. – Сюда, пожалуйста, и как можно быстрее.

Он почти бегом повел их по коридору к окованной бронзой двери громко постучал, подождал немного, снова постучал и распахнул дверь, согнувшись при этом до земли. Хорнблауэр, повинуясь жесту Эрнандеса, вошел. Эрнандес прошел следом, и мажордом закрыл дверь. Это была длинная, ярко побеленная комната. Потолок поддерживали толстые деревянные балки, резные и раскрашенные. В дальнем конце совершенно пустой комнаты стоял одинокий помост, а на помосте в кресле под балдахином восседал человек, ради встречи с которым Хорнблауэра отправили вокруг половины земного шара.