Скиталец - Бернард Корнуэлл (2002)

В стенах его манора укрывались двенадцать мужчин, три женщины и восемь лошадей, а это значило, что всем лошадям, кроме одной, придется везти по два всадника. Ночью, когда дождь мягко окроплял полузатопленные поля Эвека, мессир Гийом приказал перебросить через брешь, где должен был находиться подъемный мост, дощатые мостки. Лошадей с завязанными глазами перевели одну за другой по этому шаткому переходу. Осаждающие, ежившиеся от холода и дождя, ничего не видели и не слышали, хотя у них и были выставлены специально на этот случай часовые.

Сняв повязки с глаз лошадей, беглецы сели верхом и поскакали на север. Их окликнули только раз: один не в меру бдительный часовой потребовал сказать, кто они такие.

– А кем мы, черт тебя побери, можем быть? – рявкнул в ответ мессир Гийом, и его свирепый голос убедил часового больше вопросов не задавать.

К рассвету беглецы уже добрались до Кана, а граф Кутанс так еще ни о чем и не догадывался. Лишь когда при утреннем свете один из часовых увидел перекинутые через ров доски, осаждающие поняли, что противника в замке нет. Тогда граф, которому и в голову не пришло снарядить погоню, принялся обыскивать манор. Он нашел там мебель, солому и кухонную утварь, но не обнаружил ничего даже отдаленно похожего на сокровища.

Час спустя в Эвек прискакала сотня всадников в черных плащах без каких-либо эмблем, под началом человека, за которым не несли никакого знамени. Все прибывшие выглядели опытными, закаленными в боях и походах вояками и, скорее всего, зарабатывали на жизнь, продавая свои мечи тому, кто больше заплатит. Они спешились перед самодельным мостом через ров, а двое из них, командир и священник, прошли во внутренний двор.

– Что вы отсюда взяли? – отрывисто вопросил священник.

Граф Кутанс сердито обернулся к человеку в одеянии доминиканца:

– Кто ты такой?

– Что здесь искали твои люди? – повторил свой вопрос худой, изможденный и очень сердитый священник.

– Ничего! – заверил его граф.

– И где же гарнизон?

– Гарнизон? Все сбежали.

Бернар де Тайллебур в ярости сплюнул. Ги Вексий, находившийся рядом с ним, поднял взгляд на башню, над которой уже реяло знамя графа, и спросил:

– Когда они убежали? И куда направились?

– Кто ты такой? – вскинулся граф, ибо Ги не носил никакого герба, а тон его де Кутансу не понравился.

– По рождению я равен тебе, – холодно ответил Вексий, – а вопросы задаю по праву, данному мне королем, моим господином. Ему угодно знать, куда направились беглецы.

Ответить толком на этот вопрос никто так и не смог, но после долгих расспросов удалось выяснить, что кто-то из осаждавших вроде бы видел всадников, скакавших на север. Услышав это, де Тайллебур приказал своим людям снова садиться на утомленных лошадей.

К полудню они домчались до Кана, но к тому времени «Пятидесятница» уже проделала полпути по реке к морю, и хотя Пьер Виллеруа и ворчал, что пытаться идти против прилива – дело пустое, но мессир Гийом призывал его сделать все возможное, чтобы как можно скорее выйти в море. Д’Эвек понимал, что преследователи могут появиться в любой момент.

С ним сейчас было всего двое ратников, ибо остальные не захотели последовать за своим хозяином на службу к новому суверену. Да что там ратники, и сам сэр Гийом пошел на это лишь от отчаяния.

– Ты думаешь, я хочу сражаться за Эдуарда Английского? – ворчливо сказал он Томасу. – Черта с два! Но мне не оставили никакого выбора. Мой собственный сеньор пошел на меня войной. Ну что ж, раз так, я принесу присягу на верность вашему Эдуарду и, по крайней мере, останусь в живых.

Вот почему д’Эвек направлялся в Дюнкерк: он хотел навестить англичан, осаждающих Кале, и засвидетельствовать свое почтение королю Эдуарду.