Битва за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу (1991)

— Да будь он хоть самим Ромулом! — отмахнулся Марк Ливий Друз, когда консулы с цензорами взялись за него. — Если до вас не доходит, что его «факты» — это всего лишь часть свары между ним и мной, то не знаю, что у вас за головы! Это же отъявленная чушь! С какой стати мне вступать в сговор с италиками против интересов Рима? Сын моего отца на такое не способен! За Силона с Мутилом я не ответчик. Мутил вообще никогда не переступал порог моего дома. Силон же бывает у меня как мой приватный друг. Я не делаю секрета из того, что выступаю за предоставление статуса римских граждан всем жителям Италии. Однако я стою за то, чтобы латиняне и италики приобрели этот статус законным путем, через волеизъявление Сената и народа Рима. Фальсифицировать результаты переписи путем подделки списков или подачи ложных заявлений — это средство, которое противоречит моим убеждениям, независимо от того, как я отношусь к преследуемой при этом цели. — Он развел руками. — Судите о моих словах сами, квириты, но более мне нечего вам сказать. Если вы мне верите, пойдемте выпьем с вами вина. Если же вы верите Цепиону, этому бессовестному лжецу, то оставьте мой дом и никогда сюда не возвращайтесь.

Квинт Муций Сцевола с тихим смехом подал Друзу руку:

— Я, к примеру, с удовольствием выпью с тобой вина, Марк Ливий.

— И я, — поддержал его Красс Оратор.

Цензоры также выбрали вино.

Во время трапезы под конец того же дня Друз снова вернулся к этой теме.

— Меня беспокоит, — говорил он, — каким образом Квинт Сервилий раздобыл эти свои так называемые сведения! У меня с Квинтом Поппедием состоялся на эту тему всего один разговор, да и то много лун назад, сразу после избрания цензоров.

— Что же тогда выяснилось? — спросил Катон Салониан.

— У Силона завелась безумная идея записать гражданами тех, кто еще не имеет на это права, однако я его отговорил. Или вообразил, что отговорил… Во всяком случае, для меня на этом все и закончилось. В следующий раз я виделся с Квинтом Поппедием совсем недавно. Откуда же у Цепиона подобная информация?

— Может быть, он подслушивал? — Катон не был сторонником Друза в вопросе об италиках, однако не считал себя вправе подвергать его критике, что было для него одним из наиболее тяжких последствий положения нахлебника в доме Друза.

— Ничего подобного! Его тогда вообще не было в Италии, — сухо ответствовал Друз. — Вряд ли он заскочил на денек, чтобы подслушать разговор, о котором я и думать не думал, пока он не состоялся.

— Тогда как же? Может быть, ему в руки попала какая-то твоя записка?

Друз столь решительно замотал головой, что не оставил у своих собеседников никаких сомнений:

— Ничего я не писал! Ни-че-го!

— Но откуда у тебя такая уверенность, что кто-то оказал Квинту Сервилию помощь? — спросила Ливия Друза.

— Потому что он обвинял меня в фальсификации цензовых списков и связал меня в этом деле с Квинтом Поппедием.

— Разве он не мог взять это с потолка?

— Вообще-то мог бы, если бы не одно тревожное обстоятельство: он назвал третье имя — самнита Гая Папия Мутила. Вся штука в том, что я уверен: Квинт Поппедий и Папий Мутил действительно подделали списки. Но как об этом пронюхал Цепион?

Ливия Друза встала.

— Ничего не обещаю, Марк Ливий, но вполне возможно, что я найду ответ. Позволь мне ненадолго отлучиться.

Друз, Катон Салониан и Сервилия застыли в ожидании. Какой же ответ предложит Ливия Друза? Все случившееся так загадочно, что остается предположить одно: Цепиона просто осенило.

Тут возвратилась Ливия Друза, подталкивая впереди себя свою дочь Сервилию.

— Стой прямо! Я хочу кое о чем тебя спросить, — строго произнесла Ливия Друза. — Ты видишься с отцом?

Лицо девочки оставалось настолько неподвижным, лишенным всякого выражения, что все поняли: она и впрямь виновата и поэтому опасается отвечать.