Битва за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу (1991)

Поколебать точку зрения Азелиона было невозможно. Если бы ему удалось настоять на том, что требование с должников уплаты процентов незаконно, он, без сомнения, в огромной степени облегчил бы бремя их долга — и притом совершенно легальным путем. Занятый капитал должен быть выплачен во что бы то ни стало. Но — не проценты. Семпронии, семья Азелиона, традиционно защищали бедствующих; горя желанием следовать семейной традиции, Азелион отдался своей миссии со всем рвением фанатика, отвергая доводы своих противников как бессильные перед лицом закона.

Однако он допустил ошибку, не приняв в расчет того, что не все его враги были всадниками. Среди них имелись также и сенаторы, занимавшиеся ростовщичеством, несмотря на то что членство в Сенате исключало любую чисто коммерческую деятельность. И особенно такую неописуемо отвратительную, как ростовщичество. В числе сенаторов-ростовщиков был и Луций Кассий, народный трибун. С началом войны он занялся этим делом, потому что его сенаторского дохода по цензу явно не хватало. Но по мере того, как уменьшались шансы Рима на победу, Кассий обнаружил, что все средства, которые он дал в долг, задерживаются, выплаты не поступают и перспектива расследования со стороны новых цензоров становится все более реальной. Хотя Луций Кассий, безусловно, являлся самым крупным заимодавцем из числа членов Сената, он впал в отчаяние и пребывал на грани паники. При этом, будучи по натуре противоречивой личностью, Кассий начал действовать, и не только от своего имени: он выступил в защиту всех ростовщиков.

Азелион был авгуром. А так как он был к тому же и городским претором, то регулярно наблюдал предзнаменования в интересах города с подиума храма Кастора и Поллукса. Через несколько дней после столкновения с ростовщиками он, как обычно, уже отметил добрые предзнаменования и вдруг обратил внимание, что толпа на Форуме у его ног значительно гуще, чем бывает обычно, когда люди собираются поглазеть на авгура.

Когда Азелион поднял чашу, чтобы совершить возлияние богам, кто-то бросил в него камень. Он ударил жреца чуть выше левой брови. Азелион пошатнулся, чаша выпала из его рук и со звоном покатилась по ступеням храма. Освященная вода брызнула во все стороны. Теперь камни полетели отовсюду, настоящая туча камней. Низко пригнувшись и закрывая голову пестрой тогой авгура, Азелион бросился к храму Весты. Но добропорядочные люди из толпы разбежались, как только поняли, что происходит. Разъяренные ростовщики преградили Азелиону путь к убежищу у священного очага Весты.

У несчастного городского претора оставался один только путь — по узкому проулку, называвшемуся кливусом Весты, и вверх по лестнице Весталок на Новую улицу, проходившую в нескольких футах выше уровня Форума. Преследуемый толпой убийц, Азелион кинулся, спасая свою жизнь, на Новую улицу. Там располагались многочисленные таверны, обслуживавшие как Форум, так и Палатин. Взывая о помощи, Азелион вбежал в заведение, принадлежавшее Публию Клоатию.

Но помощи он не дождался. Пока два человека держали Клоатия, а двое других — его помощника, остальные убийцы, все вместе, подняли Азелиона и растянули его на столе — в точности так, как прислужники авгура поступают с жертвенным животным. Один из них перерезал Азелиону горло с таким наслаждением, что нож заскрежетал по шейным позвонкам. Городской претор умер в таверне, растянутый на столе, в потоках крови. Чуть позже Публий Клоатий плакал, кричал и клялся, что не знает никого из этой толпы! Ни одного человека!