— Верно, — неторопливо ответил Марий. — Тем не менее, моя дорогая, не общность взглядов и душевных порывов нас сближала. Цезарь-дед относился к Луцию Корнелию так же, как я: в критической ситуации или при необходимости выполнить важное поручение лучшего соратника не найти. С таким человеком нетрудно поддерживать приятельские отношения. Однако очень сомневаюсь, что Луций Корнелий способен на такую дружбу, какая связывает меня, к примеру, с Публием Рутилием: когда критика принимается с той же готовностью, как и похвалы. Луцию Корнелию недостает умения спокойно сидеть на скамеечке с другом, просто наслаждаясь его обществом. Это противно всей его натуре.

— Какова же его натура, Гай Марий? Я так и не разобралась в нем.

Марий покачал головой и усмехнулся:

— Не только ты — никто! Даже проведя в его обществе столько лет, я не имею о нем достаточного представления.

— Думаю, ты мог бы составить о нем представление, — проницательно сказала Юлия, — просто не захотел. — Она придвинулась к нему ближе. — Во всяком случае, тебе не хочется делиться своими догадками со мной. А вот моя: если кого-то можно назвать его другом, то это Аврелия.

— Это я заметил, — сухо отозвался Марий.

— Только не торопись с заключением, что между ними что-то происходит, ибо это не так. Просто мне сдается, что если Луций Корнелий способен открыть кому-либо душу, то только ей.

— Гм, — промычал Марий, заканчивая таким образом разговор.

Зиму они провели в Галикарнасе, поскольку добрались до Малой Азии слишком поздно, чтобы идти на риск сухопутного путешествия от побережья Эгейского моря до Пессинунта. Они слишком задержались в Афинах, поскольку этот город привел их в восторг, а оттуда отправились в Дельфы, чтобы посетить оракул Аполлона, хотя Марий отказался обращаться к Пифии за пророчествами. Юлия была удивлена этим отказом и потребовала объяснений.

— Нельзя дразнить богов, — был ответ. — Я уже достаточно наслушался пророчеств. Если я опять запрошу откровений о будущем, боги и вовсе от меня отвернутся.

— А про Мария-младшего?

— Все равно нет.

Они также побывали в Эпидавре на ближнем Пелопоннесе, где, воздав должное роскошным сооружениям и замечательным статуям Тразимеда с Пароса, Марий обратился к жрецам бога врачевания Асклепия, славящимся умением толковать сны и лечить от бессонницы. Послушно выпив предложенную настойку и проспав в специальном помещении подле большого храма всю ночь, он так и не смог вспомнить своих снов, так что самое большее, что сумели сделать для него жрецы, — это посоветовать сбросить вес, больше двигаться и не перегружать голову лишними мыслями.

— По-моему, все это шарлатанство, — пренебрежительно махнул рукой Марий, однако преподнес божеству в качестве благодарности дорогой золотой кубок, инкрустированный драгоценными камнями.

— А по-моему, они знают, что советуют, — отозвалась Юлия, устремив взор на его раздавшуюся талию.

Итак, лишь в октябре они отплыли из Пирея на большом корабле, регулярно плававшем из Греции в Эфес. Холмистый Эфес не понравился Гаю Марию, который, поковыляв по тамошним камням, поспешил снова погрузиться на корабль, отправлявшийся на юг, в Галикарнас.

Здесь, в самом, наверное, красивом из всех портовых городов на Эгейском побережье римской провинции Азия, Марий настроился провести зиму, сняв виллу с множеством слуг и ванной с подогреваемой морской водой: несмотря на то что солнце светило целый день, принимать ванну без подогрева было слишком холодно. Могучие стены, башни, крепости, впечатляющие здания — все напоминало Рим и внушало спокойствие, хотя в Риме не было такой замечательной усыпальницы, как Мавзолей, воздвигнутый Артемизией, сестрой-женой почившего правителя Карии Мавсола, безутешной в своем горе.