Битва за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу (1991)

О, что же было правильным, и кто был на самом деле прав? Если бы хоть один взрослый италик или ребенок сумел избежать резни и вернуться в Рим, то как смог бы он, Публий Сульпиций Руф, взглянуть в глаза этим беднягам? Чем он отличается от Митридата — разве он не убивал италиков тысячами? Разве он не был легатом при Помпее Страбоне и не дозволял все эти зверства?

Но несмотря на душевную боль и смятение, Сульпиций продолжал мыслить ясно и логически.

Рим не пристыдить, Сенат — тоже. Не пристыдить также и его собственное сословие, включая его самого. В Сенате, как и в нем самом, издавна сформировалось сознание римской исключительности. Сенат убил его друга Марка Ливия Друза. Сенат прекратил наделение римским гражданством после войны с Ганнибалом. Сенат оправдывал разрушение Фрегелл. Сенат, Сенат, Сенат… Люди его собственного класса, включая его самого.

Итак, теперь им придется заплатить за все. И ему, Сульпицию, тоже. Настало время, решил Сульпиций, когда Римский Сенат должен прекратить свое существование. Нет больше древних правящих фамилий, нет больше богатств и власти, сконцентрированных в руках немногих чудовищно несправедливых людей, которые могли бы в самый последний момент совершить преступление. «Мы были неправы, — думал Сульпиций, — и теперь должны расплачиваться. Сенат уйдет. Рим должен быть передан тем людям, которые являются нашими заложниками, несмотря на все наши уверения, что они обладают властью. Властью? Нет, пока существует Сенат, власть для народа существует только на словах — не считая присутствующих в этом зале, разумеется. Представители второго, третьего и четвертого сословий составляют основную часть римлян. И это большинство практически не обладает никакой властью. Подлинное богатство и власть представителей первого сословия неотделимы от богатства и власти Сената. А потому они также должны уйти».

Стоя рядом с Марием и Цинной (почему Цинна оказался в оппозиции? что связывало его с Гаем Марием, кроме случайности?), Сульпиций взглянул на плотную толпу сенаторов, которые были с ним не согласны. Там находились его лучшие друзья Гай Аврелий Котта (назначенный сенатором в двадцать восемь лет, поскольку цензоры приняли слова Суллы близко к сердцу и попытались заполнить это великолепное собрание, Сенат, соответствующими людьми) и младший консул Квинт Помпей Руф, покорно примкнувшие к остальным, — неужели они не сознавали своей вины? Почему они смотрят на него так, будто виновен он один? Да, он виновен! И сознает это — в отличие от них!

«И если они не понимают этого, — продолжал размышлять Сульпиций, — тогда я буду ждать своего часа, пока эта новая война — ох, почему мы всегда воюем? — только еще разгорается. Люди, подобные Квинту Лутацию и Луцию Корнелию Сулле, будут принимать участие в новой войне, а потому не смогут противостоять мне в Риме. Я подожду. Я дождусь своего часа, и тогда я прикончу Сенат, а с ним и первое сословие».

— Луций Корнелий Сулла, — объявил принцепс Сената Флакк, — прими командование в войне против Митридата во имя Сената и народа Рима.

* * *

— Только где же мы найдем деньги? — спрашивал Сулла во время обеда в своем новом доме.

Вместе с ним находились братья Цезари, фламин Юпитера Луций Корнелий Мерула, цензор Публий Лициний Красс, банкир и торговец Гай Оппий, великий понтифик Квинт Муций Сцевола и Марк Антоний Оратор, только что вернувшийся в Сенат после продолжительной болезни. Список гостей Суллы был составлен таким образом, чтобы можно было ответить на его вопрос. Если только на этот вопрос вообще существовал какой-либо ответ.

— А осталось ли что-нибудь в казне? — спросил Антоний Оратор, сам не веря в возможность подобного. — Я имею в виду, все мы знаем, как городские квесторы и трибуны ведут себя в отношении казны: они всегда настаивают, что она пуста, в то время как там полна чаша.