Битва за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу (1991)

— Замечательно! — громко воскликнул Серторий. — Готов поспорить, что, когда мы поднимемся на вершину Капитолия, все необходимые для обряда люди и животные уже будут ждать нас.

— После принесения жертвы, — продолжал Сцевола как ни в чем не бывало, — я попрошу Луция Домиция, сына последнего великого понтифика, сделать предсказание по печени жертвы. Затем я поведу Сенат в храм Семо Санка Дия Фидия, бога нерушимых клятв и пророческой доброй веры. Там, под открытым небом, — как это предписывается обрядом для всех приносящих клятву — я потребую, чтобы новоизбранные консулы поддерживали законы Корнелия.

— Тогда веди же нас туда, великий понтифик, — произнес Сулла и первым поднялся со своего места.

Знамения были благоприятными, особенно во время перехода из Капитолия в храм Семо Санка Дия Фидия, когда над сенатской процессией, входящей в ворота храма Санка, высоко в небе пролетел орел.

Но Цинна вовсе не собирался поддерживать законы Суллы. Он совершенно точно знал, как сделать так, чтобы его клятва не была клятвой. Когда сенаторы держали путь на вершину холма, в храм главного Капитолийского бога, Цинна намеренно столкнулся с Квинтом Серторием и, незаметно для остальных, попросил найти ему камень определенного вида. И пока сенаторы передвигались от одного храма к другому, Серторий незаметно обронил камень в складки тоги Цинны. Тот смог удобно подхватить его левой рукой — камень был маленький, гладкий, овальный.

Еще в детстве Луций Корнелий Цинна, как и всякий римский мальчишка, знал о том, что для принесения тех высоких клятв, которые так любят дети, — клятв дружбы и вражды, страха и ярости, отваги и обмана, — необходимо выйти на открытый воздух. Когда приносятся клятвы, боги на небесах должны быть свидетелями, иначе эти клятвы не будут истинными и обязательными. Как и вся их детская компания, Цинна воспринимал этот ритуал всерьез. Но однажды он познакомился с сыном всадника Секста Перквитиния, в семье которого не раз нарушали данную клятву. Он был всего двумя годами старше Цинны. Он-то и научил его давать ложную клятву.

— Все, что ты делаешь, — говорил он, — держится на костях Матери-Земли. И потому, давая клятву, держи в руке камень. Тем самым ты вверяешь себя заботам богов подземного царства, потому что подземное царство также построено на костях Матери-Земли. А камень, Луций Корнелий, и есть эти кости!

И когда Луций Корнелий Цинна под открытыми небесами клялся поддерживать законы Суллы, то плотно сжимал камень в левой руке. Закончив говорить, он быстро преклонил колени на полу храма, который был усеян листвой, хворостинками, мелкими камешками, ведь этот храм не имел крыши. Цинна сделал вид, что поднимает свой камень оттуда.

— И если я нарушу свою клятву, — произнес он внятным голосом, — то пусть меня сбросят с Тарпейской скалы точно так же, как я сейчас бросаю этот камень!

Камень взлетел в воздух, ударился о неопрятные, облупившиеся стены и вернулся в лоно своей Матери-Земли. Никто, видимо, не придал значения его поступку, и Цинна вздохнул с большим облегчением. Очевидно, тайна, которой владел дурно воспитанный сын Секста Перквитиния, была неизвестна римским сенаторам. Теперь, когда Цинна будет обвинен в нарушении клятвы, он сможет объяснить, почему не считал себя связанным ею. Весь Сенат видел его бросающим камень. Он заранее обеспечил себя сотней непогрешимых свидетелей. Этот трюк никогда больше не сработает, зато здорово помог сегодня. Вот бы Метелл Поросенок порадовался, если бы знал!

* * *

Хотя Сулла присутствовал при инаугурации новых консулов, он не остался на пир, отговорившись тем, что ему необходимо приготовиться к завтрашней поездке в Капую. Однако Сулла еще побывал на первом официальном собрании Сената в новом году, которое происходило в храме Юпитера, — как оказалось, для того, чтобы выслушать короткую и угрожающую речь Цинны.