Битва за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу (1991)

Цинна и шесть его трибунов сумели избежать той западни, в которую попали их слушатели, — они спустились с ораторского возвышения и спаслись бегством. Только две трети из собравшихся на Марсовом поле оказались столь же удачливыми. Когда Октавий прибыл посмотреть на творение рук своих, он увидел несколько тысяч трупов. Убитые были представителями высших классов из центуриатных комиции. Их тела валялись разбросанными по всему Марсову полю. Октавий был взбешен. Больше всего он хотел, чтобы Цинна и его трибуны оказались убиты первыми. Но даже у тех, кого он нанял совершить убийство беззащитных людей, имелись некие моральные принципы, и они посчитали слишком рискованным убивать находящихся в должности магистратов.

* * *

Квинт Лутаций Катул Цезарь и его брат Луций Юлий Цезарь находились в Ланувии. Они услышали о резне, уже получившей наименование «день Октавия», вскоре после того, как она произошла, и поспешили обратно в Рим, чтобы потребовать у Октавия объяснений.

— Как ты мог? — сквозь слезы спросил Луций Цезарь.

— Ужасно! Отвратительно! — вторил его брат.

— Только не надо этой ханжеской трескотни! Вы знали, что я собирался делать, — презрительно проговорил Октавий. — Вы даже согласились с тем, что это необходимо. Более того: при условии, что вас это не будет касаться, вы дали свое молчаливое согласие. Так что нечего хныкать! Я добыл вам то, что вы хотели, — покорные центурии. Теперь уцелевшие уже не станут голосовать за законы Цинны, чем бы он ни пытался их приманить.

Потрясенный до глубины души, Катул Цезарь зло взглянул на Октавия.

— Никогда в жизни я не мирился с жестокостью как политическим средством, Гней Октавий! И лично я не давал никакого согласия — ни молчаливого, ни любого другого! Если ты заключил это из моих слов или из слов моего брата, то сделал ошибку. Любая жестокость ужасна — но такая! Резня! Будь она проклята!

— Мой брат прав, — сказал Луций Цезарь, — мы опозорены, Гней Октавий. Большинство умеренных людей теперь настроены не хуже, чем Сатурнин или Сульпиций.

Видя, что его доводы не переубедят этого сторонника Помпея Страбона, Катул Цезарь попытался выйти из сложившейся ситуации с некоторым достоинством.

— Я слышал, что Марсово поле было истинным полем Фобоса не один, а два дня, старший консул. Родственники пытались опознать тела и забрать их для совершения последних обрядов, но твои сторонники еще прежде сгребли все трупы и сбросили их в огромный известняковый карьер. Это так? Ты превратил нас в варваров! Мне все меньше хочется жить.

— Тогда пойди и вскрой себе вены, Квинт Лутаций! — презрительно усмехнулся Октавий. — Ты хорошо знаешь, что это — не Рим твоих царственных предков. Это — Рим братьев Гракхов, Рим Гая Мария, Сатурнина, Сульпиция, Луция Суллы и Луция Цинны! Мы ввергнуты в такой хаос, когда уже ничто не поможет. Если бы это было не так, тогда не было бы необходимости в «дне Октавия».

Ошеломленные, братья Цезари вдруг поняли, что Октавий действительно гордится этим названием.

— Кто дал тебе денег, чтобы нанять убийц, Гней Октавий? Марк Антоний? — спросил, помедлив, Луций Цезарь.

— Да, он в значительной степени способствовал этому. И не жалеет.

— Он и не пожалеет, когда все сказано и сделано. На то он и Антоний, — огрызнулся Катул Цезарь и поднялся. — Ну, все кончено, и нам это ничем не искупить. Но я не хочу в этом участвовать, Гней Октавий. Я чувствую себя как Пандора, после того как она открыла свой ящик.

— Что случилось с Луцием Цинной и трибунами? — спросил Луций Цезарь.

— Бежали, — лаконично ответил Октавий. — Они будут объявлены вне закона, разумеется. Надеюсь, что очень скоро.

Катул Цезарь остановился в дверях кабинета Октавия и сердито оглянулся.