Битва за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу (1991)

— Ты имеешь в виду, Луций Цинна, что ты — консул! — не можешь контролировать своих собственных сторонников?

— Я могу контролировать их. — Цинна сжал кулаки, но ответил спокойно.

— Так ты клянешься?

— Нет, я не могу давать клятву, — повторил Цинна с большим достоинством, но ужасно покраснев — предательский румянец выдавал неловкость, которую он испытывал.

Цинна поднялся с кресла, тем самым давая понять, что встреча окончена, и проводил Метелла Пия к мосту. На несколько драгоценных мгновений они остались одни.

— Квинт Цецилий, — торопливо сказал Цинна, — я могу контролировать своих сторонников! Тем не менее я почувствовал бы себя намного лучше, если бы Гней Октавий убрался с Форума, убрался совсем, с глаз долой! Еще раз повторяю: я могу контролировать своих сторонников, но я бы предпочел, чтобы Гней Октавий исчез. Скажи ему об этом!

— Обязательно, — пообещал Метелл Пий.

Марий поспешил к ним, прихрамывая на ходу. О, сколько злости было на его лице, когда он поторопился прервать их короткую беседу! «Он выглядит довольно смешно», — подумал про себя Поросенок. В Марии появилось что-то новое, обезьяноподобное. Теперь Гай Марий выглядел далеко не таким грозным и устрашающим, как в те дни, когда отец Поросенка был его войсковым командиром в Нумидии, а сам Поросенок — юношей.

— Когда вы с Гаем Марием собираетесь войти в город? — спросил Катул Цезарь Цинну, когда обе договорившиеся стороны готовились расстаться.

Прежде чем Цинна успел ответить, Гай Марий презрительно фыркнул:

— Луций Цинна как законный консул может войти, когда пожелает. Но я подожду здесь со своей армией, пока обвинения против меня и моих друзей не будут аннулированы официально.

Цинна едва дождался, чтобы Метелл Пий и его эскорт начали спускаться по мосту, а затем резко обратился к Марию:

— Что ты имел в виду?

Старик сейчас более напоминал чудовище, нежели человека, и был похож на какого-нибудь Мормолиса или Ламию, злого мучителя из преисподней. Марий улыбался, его глаза сверкали сквозь завесу сдвинутых бровей, еще более густых, чем раньше, потому что у него появилась привычка постоянно их дергать.

— Мой дорогой Луций Цинна, это за Гаем Марием последовала армия, а не за тобой! Если бы не было меня, дезертиры разбежались бы во все стороны, а Октавий одержал бы победу. Подумай об этом! Если я появлюсь в Риме, будучи все еще объявленным вне закона и приговоренным к смерти, — что помешает вам с Октавием уладить все свои разногласия и довести дело в отношении меня до конца? В хорошем положении я бы оказался! Так что я лучше подожду здесь, пока консулы и Сенат — к которому я больше не принадлежу, поскольку являюсь частным лицом, — освободят меня от приговора за вымышленные преступления. Ну а теперь я спрашиваю тебя: не правда ли, это самое лучшее для Гая Мария? — и он покровительственно потрепал Цинну по плечу. — Нет, Луций Цинна, этот крошечный кусочек славы ты получишь сам. Ты войдешь в Рим один, а я останусь на месте. Со своею собственной армией, поскольку она все-таки не твоя.

— Ты хочешь сказать, — скривился Цинна, — что используешь эту армию против меня? Законного консула?

— Не унывай! До этого еще далеко, — со смехом отозвался Марий. — Скажи лучше, что эта армия больше всего озабочена тем, чтобы увидеть, как Гай Марий получит свое.

— И что же именно полагается Гаю Марию?

— В январские календы я буду новым старшим консулом. Ты, разумеется, будешь моим младшим коллегой.

— Но я не могу быть снова консулом! — тяжело выдохнул Цинна.

— Ерунда! Разумеется, можешь. Ну а теперь ступай, — сказал Марий властным тоном, каким он, вероятно, разговаривал бы с надоедливым ребенком.

Цинна отправился искать Сертория и Карбона, которые присутствовали на переговорах с Метеллом Пием, и пересказал им свой разговор с Марием.

— Только не говори, что тебя не предупреждали, — сердито фыркнул Серторий.