Я сбилась с пути - Гейл Форман (2018)

Мы поели, и он поднялся, чтобы отправиться в путь. В его глазах стояли слезы, когда он обнимал меня и пел, но не песни Билли Холидей или Нины Симон, которые мы исполняли вместе, а «Tschay Hailu» – ритмичную колыбельную, которую он пел мне каждый вечер. «Eshururururu, eshururururu, ye binyea enate tolo neyelete dabowen baheya wetetune beguya yezeshelet neye yezeshelet neye».

– Пой вместе со мной, Freaulai, – попросил он, и я запела.

Когда песня закончилась, он посмотрел на меня на расстоянии вытянутых рук, по его лицу текли слезы.

– Обещай, что никогда не перестанешь петь.

И я, как всегда, сказала «обещаю».

Он вытер лицо, взял чемодан, футляр и ушел. Я выбежала за ним в коридор.

– Не забудь про белое платье, – крикнула я.

Но он исчез.

* * *

Бабушка умерла через пять недель. Я плакала, но не от грусти, а из-за того, что папа останется на похороны и уладить ее дела. Прошедших недель мне и так хватило с лихвой. Без него семья напоминала стул с тремя ножками.

– Сколько еще? – спросила я сквозь треск телефонной линии, на тот момент его не было уже два месяца.

– Осталось недолго, – ответил он.

– Ты не забудешь про белое платье?

– Не забуду.

Я повесила трубку. Сабрина стояла рядом. Она поговорила с ним всего несколько минут, односложно отвечая «да» или «нет». Она как будто совсем по нему не скучала. Хотя с чего ей скучать? Она была маминой дочкой, а мама была рядом.

Скрестив руки на груди, Сабрина смотрела на меня с тем же выражением лица, с каким указывала на мои недостатки.

– Ты же знаешь, что он не вернется?

– В смысле?

– Он теперь дома. И не захочет возвращаться.

– Но мы здесь.

– Мама все равно собиралась его выгнать, – ответила Сабрина. – Думаешь, он вернется только ради тебя?

– Ты просто злишься.

Она посмотрела мне в глаза. Ей было четырнадцать, но от одного ее взгляда вздрагивали даже взрослые.

– Фрейя, он забрал с собой трубу. Зачем ему забирать ее, если он вернется?

– Наверное, хотел сыграть Аятэ, – предположила я.

– Он не вернется, – отрезала Сабрина.

– Нет, вернется! – закричала я на нее. – Ты просто завидуешь, потому что меня он любит больше. Потому что я умею петь. Он вернется!

Она даже не разозлилась. Лишь с жалостью взглянула на меня. Потому что знала. Сабрина всегда знала.

– Нет, не вернется.

* * *

Через несколько месяцев я получила посылку. Согласно извилистым, неразборчивым буквам амхарского языка на марках, ее отправили пару недель назад.

Внутри лежало белое платье. Красивое. Тонкое, с фиолетовой и золотой вышивкой. Оно идеально мне подошло. А еще записка от папы. В ней было написано: «Я обещал».

И тогда я поняла, что Сабрина была права.

Я выкинула платье в мусорку. После чего зашла в комнату, залезла в кровать и разрыдалась.

– Что на тебя нашло? – спросила мама, застав меня вечером в таком состоянии. Лишь через несколько недель после этого она усадила нас с Сабриной за столик в «Стар Динер» и торжественно объявила о том, что мы и так знали: они с папой разводятся, он пока останется в Аддисе, но они что-нибудь придумают, чтобы мы могли видеться. Еще одно несдержанное обещание.

Я не ответила. Просто продолжала рыдать в подушку.

– Я не знаю, что с ней, – сказала мама Сабрине. – И как взбодрить ее.

Обычно этим занимался папа. Именно он сидел со мной, когда я болела или была напугана. Именно он не требовал объяснений, когда из-за переполняющих эмоций я не знала, что делать. «Пой о том, что не можешь сказать, Freaulai», – говорил он.

Сквозь слезы я услышала, как дверь в очередной раз со скрипом открылась. Это была не мама, которая уже приходила несколько раз и просила успокоиться. Это была Сабрина.

Она молча забралась на кровать, а потом моя сестра, которой не нравилось, когда ее обнимают, целуют или даже прикасаются, прижала меня к себе.