Молоток оказался обычным: из никеля, с ручкой из эбенового дерева – такие продаются во всех хозяйственных магазинах. Но де Гранден набросился на него как голодный кот на мышь.

«Да это замечательно, превосходно!» – мурлыкал он, заматывая орудие в несколько слоев бумаги и аккуратно убирая его в карман своего большого пальто.

– Троубридж, друг мой, – он одарил меня одной из своих загадочных улыбок, – навестите милую мадам Киннэн. А у меня важные дела в другом месте. Если я возвращусь к обеду, прошу вашего любезного повара сделать тот восхитительный яблочный пирог. Если же я не успею… – Его голубые глазки холодно блеснули. – Я съем этот пирог на завтрак, как правильный янки!

Обед был давно закончен, и требуемый яблочный пирог отдыхал на полке в кладовой в течение нескольких часов, и тут из такси появился, как черт из табакерки, де Гранден, накручивая напомаженные кончики своих светлых усиков, подергивающихся, как у охотящегося кота.

– Быстрей, быстрей, друг мой Троубридж! – скомандовал он, положив большой бумажный пакет на рабочий стол. – К телефону! Позвоните мсье Ричардсу, этому богачу, что великодушно предоставил мне сорок восемь часов для возвращения его похищенных сокровищ, и мсье Киннэну, чья драгоценная чаша marquis de Lafayette была украдена – вызовите их обоих и предложите им приехать сюда сейчас же, сию минуту, немедленно! Mordieu! – Он вышагивал по комнате пружинистым шагом. – Жюль де Гранден, он – хитер и умен! Безусловно, нет такой задачи, с которой он не справился бы!

– К чему эта дьявольская спешка? – спросил я, позвонив Ричардсу.

– Non, non, – он не стал отвечать, зажег сигарету и отшвырнул ее, так и не сумев прикурить. – Подождите, прошу вас, пока не приедут остальные! И тогда вы оцените мой невероятный ум!

Через полчаса перед моими дверями стоял лимузин Ричардса, столь же внушительный и фешенебельный, как и его владелец, и скромный седан Киннэна. Крайне заинтригованный сержант Костелло, скрывая свои эмоции под маской профессионального полицейского, вошел в мой дом по пятам Киннэна.

– Что за чушь, Троубридж? – спросил мистер Ричардс. – Почему вы не приехали ко мне, а вытащили меня так поздно?

– Фу-ты, ну-ты, мсье, – прервал его де Гранден со скоростью фырчанья мотора маленькой моторной лодки. – Фу-ты, ну-ты, разве небольшая поездка не стоит этого?

Из коричневой оберточной бумаги он достал бархатный футляр и эффектно раскрыл его, продемонстрировав груду сверкающих драгоценных камней.

– Это, насколько мы понимаем, собственность мадам, вашей жены?

– Святые угодники! – задохнулся Ричардс при виде драгоценностей. – Как вы нашли их?

– Просто, мсье, – француз ловко выхватил драгоценности у Ричардса. – И у меня еще есть это! – из другого свертка он достал пачку ценных бумаг. – Кажется, вы сказали, их ценность около двадцати тысяч долларов? Согласно моему подсчету, здесь на двадцать одну тысячу. Мсье Киннэн, – обратился он к другому посетителю. – Позвольте вам вернуть чашу мсье le marquis de Lafayette!

Чаша Лафайета была должным образом извлечена из другого пакета и вручена его владельцу.

– А теперь… – де Гранден с видом фокусника, собирающегося извлечь из шляпы кролика, поднял продолговатую картонную коробку, похожую на обувную. – Прошу быть внимательными! Regardez, s’il vous plaît! Не это ли, джентльмены, вы видели у себя дома?

Он снял крышку с коробки, и перед нами предстала лежащая на ложе из тонкой бумаги превосходно сработанная красивая рука. Длинные миндалевидные ногти были тонкими и изящными, а узкое запястье цвета лепестков французской розы радовало взор. Только смазка коллодия указывала на то, что это не было произведением искусства, что в этих пальцах когда-то пульсировала жизнь.

– Это она? – повторил он, переведя взгляд с прекрасной руки на Ричардса и Киннэна. Каждый молча кивнул, но не смог говорить, будто вид этой жуткой, безжизненной вещи наложил печать молчания на их уста.