Круглый дом - Луиза Эрдрич (2012)

Наш дом выстроили в 1940-е годы – это была крепкая постройка в стиле бунгало. В нем когда-то до нас жил руководитель управления по делам индейцев, надменный и щеголеватый коротышка, бюрократ до мозга костей, которого все у нас ненавидели. Дом продали племени в 1969 году и использовали как офисное здание вплоть до того момента, как он попал в список под снос. На его месте должны были возвести новое административное здание. Отец его тогда выкупил и перевез на крохотный земельный участок за городом, которым владел покойный мамин дядя Шаменгва, – если судить по старой фотокарточке в рамке, красивый был мужчина. Мама часто вспоминала, как он чудесно играл на скрипке, но его инструмент похоронили вместе с ним. А на оставшейся части земли, что принадлежала Шаменгве на противоположной окраине города, дядя Уайти выстроил АЗС. Дедушка Мушум владел старой делянкой в четырех милях оттуда, где и жил теперь Уайти. Уайти женился на молодухе – потрепанной жизнью высокой блондинке, бывшей стриптизерше, которая теперь сидела за кассой на его заправке. Уайти заливал бензин, менял масло, накачивал шины и делал мелкий ремонт – прямо скажем, его ремонт был так себе. Его супруга вела бухгалтерию, закупала для бакалейной лавчонки при заправке орешки и чипсы и рассказывала клиентам о правилах продажи бензина в розницу. Недавно она приобрела большой холодильник для молочных продуктов. И еще у нее был холодильник поменьше, где стояли бутылочки с апельсиновым и виноградным нектаром «Краш». Звали ее Соня. И я любил ее, как любой мальчишка может любить тетю. Вот только ее груди вызывали у меня несколько иные чувства – они действовали на меня, можно сказать, со «Краш» ительно, оставаясь предметом моего безнадежного вожделения.

Я взял велик и рюкзак. У меня тогда был видавший виды полуспортивный пятискоростник с горными шинами, клипсой для бутылки с водой и размашистой надписью краской-серебрянкой на раме «Сторм-райдер». Я выбрал раздолбанный проселок, пересек главное шоссе, проехался разок вокруг заправки и лихо затормозил, развернув велосипед поперек дороги, в надежде, что Соня смотрит на меня в окно. Но я ошибся: она сидела в магазине и пересчитывала сухие колбаски в обертках. У нее была потрясающая улыбка – сияющая белозубая, от уха до уха. Когда я вошел, она подняла голову и улыбнулась мне. Точно мое лицо осветила лампа солярия. Ее похожие на сахарную вату волосы были взбиты в корону, и из рыжей копны ей на спину ниспадал лоснящийся конский хвост в полметра длиной. Как всегда, она была расфуфырена будьте-нате: сегодня на ней был голубой спортивный комбинезон в обтяжку, с блестками по краям, причем молния спереди была расстегнута чуть ли не до пупка. У меня перехватило дыхание при виде ее майчушки из тонкого и почти прозрачного трикотажа. Еще на ней были безупречно белые беговые кроссовки на пружинистой подошве, а в ушах сверкали большие, как головки канцелярских кнопок, хрустальные серьги. Когда она появлялась вся в голубом, что бывало довольно часто, ее голубые глаза, казалось, искрились загадочным электричеством.

– Миленький, – проворковала она, отложив в сторону пачку сухих колбасок и обняв меня. В этот момент ни возле бензоколонки, ни в магазине никого не было. От нее пахло «мальборо», мускусными духами и ее первым за этот день виски со льдом.