Туз в трудном положении - Джордж Р. Р. Мартин (1989)

Это была его цель, а не ее. Она повернулась и побежала через улицу, не попав под машину скорее благодаря счастливой случайности, чем благодаря предусмотрительности. Он последовал за ней более осторожно.

Он чуть запыхался, когда догнал ее на стоянке.

– Молодец, что проверила свой автоответчик.

Он пытался успокоить ее, словно встревоженного зверька. Ей было наплевать.

– Молодец, что оставил сообщение о том, что приезжаешь и когда именно.

Она открыла дверцу пепельно-розовой «Короллы» и устроилась за рулем.

– Это моя работа, – отозвался он, когда она потянулась, чтобы отпереть остальные двери. Открыв дверь заднего сиденья, он забросил туда свою сумку. – Моя профессия – шпион. Мне платят, чтобы я думал о таких вещах.

– Шпион не слишком отличается от журналиста, – сказала она. – Спроси хотя бы генерала Уэстморленда.

Она яростно повернула ключ зажигания.

– Право и честь находиться здесь, – говорил Джесси Джексон, – было завоевано. Завоевано на моей памяти кровью и потом невинных.

С того места, откуда наблюдал Джек, фигура кандидата казалась крошечной, теряющейся на огромной белой сцене, однако звучный голос оратора заполнял аудиторию. Джеку было слышно, как нетерпеливые депутаты замолкают и выжидающе замирают. Все – независимо от того, нравился им Джексон или нет, – понимали, что сейчас происходит нечто важное.

– Я стою здесь как живое свидетельство усилий тех, кто уже ушел, и как обещание для тех, кто придет после, как дань стойкости, терпению и отваге наших предков, как залог того, что их молитвы услышаны, их труды не были напрасными и что надежда не умирает…

«Те, кто уже ушел». Джек представил себе Эрла, стоящего на этой сцене в своей летной куртке, его звучный баритон, раскатывающийся по залу. «Тут должен был стоять Эрл, – подумал он, – и на много лет раньше».

– Америка – это не одно одеяло, сотканное из одной нити, одного цвета и фактуры. Ребенком, когда я рос в Гринвилле, в Южной Каролине, и у моей бабушки не было денег на одеяло, она не жаловалась – и мы не замерзали. Она просто брала кусочки старой ткани, лоскуты – шерсть, шелк, габардин, мешковину… просто обрывки, которыми можно было бы только протереть башмаки. Но они недолго оставались такими. Умелыми руками и крепкой нитью она соединяла их в лоскутное одеяло – вещь, обладавшую красотой, силой и историей. И сегодня, демократы, нам надо сшить такое одеяло. Фермеры, вы добиваетесь справедливых цен, и вы правы – но вы не можете выстоять в одиночку: ваш лоскут недостаточно велик. Рабочие, вы добиваетесь справедливой заработной платы, и вы правы – но ваш трудовой лоскут недостаточно велик. Джокеры, вы добиваетесь справедливого обращения, гражданских прав и системы медицинской помощи, которая учитывала бы ваши нужды, но ваш лоскут недостаточно велик…

Много лет назад, когда благодаря кинопродюсеру Майеру Джеку ставили голос и дикцию, он освоил все приемы ораторов. Он знал, почему проповедники, такие как Джексон и Барнет, применяют такие длинные периоды, такую ритмику, такие умело расставленные ударения… Джек знал, что периоды и ритмы вводят слушателей в состояние легкого гипноза, делая более открытыми для слов проповедника. А что, если бы на его месте стоял Барнет? Джек не смог бы сказать, какое именно содержание тот вложил бы в эти сверкающие образы, эти завораживающие ритмы.