Мир в его рассказах был другим, совсем не похожим на знакомый мне Бомбей, где из-за домов вырастали новые дома, а там, где не было домов, раскинулись стройплощадки. Я никогда не видела ни рисовых полей, ни танцующих посреди них павлинов. В моем воображении эти образы превращались в сказочные истории, подобные тем, которые я читала.

– Однажды я свожу тебя в мою деревню, – обещал мне папа, и я ждала. Но этот день так и не настал.

Папа рассказывал, что еще до моего рождения они с ааи сбежали из деревни в шумный город и поселились здесь, в районе Дадар, в этой самой квартире. Стоя на балконе и разглядывая улицу, я вдруг поняла, что за эти годы почти ничего не изменилось. Вдоль стен нашего дома по-прежнему росли ашоки[25] и кокосовые пальмы, а на углу торчало одинокое миндальное дерево, покачивая на ветру ветвями. Мне вспомнился покосившийся щит при подъезде к жилому комплексу, гласивший: «Жилищный кооператив Виджайя». Унылый вахтер у ворот всегда казался мне похожим на Суппанди – простачка из комиксов. Каждый раз, проезжая мимо ворот, мой лучший друг Навин, на два года старше, толкал меня локтем в бок, напоминая об этих комиксах, чем вызывал приступ безудержного хихиканья.

С этого балкона мы с Навином глазели на свадебные церемонии, восхищенно рассматривая жениха верхом на лошади и людей, танцующих вокруг под громкую музыку. До появления в нашей жизни Мукты мы с Навином не разлучались ни на секунду – болтали, смеялись или ругались, вместе ходили в школу, играли с мальчишками, а летом бегали за мороженым или ловили бабочек в пластиковые бутылки.

Помню, просыпаясь по утрам, я слышала, как Навин играет на ситаре, его голос и ритм раги[26]. Я вскакивала с кровати, в спешке заглатывала завтрак и мчалась к Навину – послушать его пение. Папа смеялся и поддразнивал меня:

– Только один знакомый нам всем мальчик может вытащить тебя из постели в такую рань.

Папа говорил, что нам с Навином было суждено подружиться и предрешено это было еще до нашего рождения. Мой папа и отец Навина, дядя Анупам, дружили с самого детства. Дядя Анупам был высоким и широкоплечим, по сложению похожим на папу и тоже зеленоглазым. Папа окончил Индийский институт технологий и стал инженером, а дядя Анупам открыл в Бомбее собственное дело. По словам папы, в деревне они росли, как братья, хотя на самом деле их семьи жили по соседству. Папа и дядя Анупам вместе играли, вместе ходили в школу и занимались. Дядя Анупам часто рассказывал, как в детстве они разыгрывали доверчивых односельчан. Помню, он разговаривал с папой о своей жене, маме Навина, которая умерла, когда сыну было шесть лет. Дядя Анупам постоянно ее вспоминал, рассказывал папе, какой у нее был нежный голос и как чудесно она пела. Из их бесед я узнала, что мама Навина изумительно играла на ситаре и мечтала, чтобы ее сын стал знаменитым музыкантом. Исполняя последнюю волю матери и желание отца, Навин каждый день часами занимался музыкой. На моей памяти мальчик никогда не жаловался, ни разу, хотя мне эти бесконечные уроки казались настоящей пыткой.

Я взглянула на соседний балкон – когда-то в этой квартире жили Навин с дядей Анупамом, но сейчас с самого моего приезда там царила тишина. Я всматривалась в темные окна, в запертые двери, и мне захотелось, чтобы однажды Навин и дядя Анупам тоже вернулись. Возможно, они, как и мы, бежали подальше отсюда. Тот судьбоносный день, когда папа увез меня в Америку, положил конец нашей дружбе. С тех пор я больше никогда не разговаривала ни с Навином, ни с дядей Анупамом. И я никак не могла взять в толк, почему папа разорвал все отношения со своим другом, почему он никогда не звонил дяде Анупаму из Америки. Тогда же все мои добрые детские воспоминания внезапно испарились, и теперь, чтобы оживить их, мне надо было хорошенько покопаться в памяти. Соседка с другой стороны развешивала белье на сушилке. Где-то по радио играла старинная индийская песня.