Бразилья - Йен Макдональд (2015)

Она захлопнула дверь с такой силой, с какой только смогла из-за слишком эластичного пластикового половика. Двери в лифте закрылись, оставив двухмерную полоску от матери, распахнувшей двери с криками: «Марселина! Марселина!» Затем она превратилась в линию, в молчание.

Ветер дул с холмов, уносил прочь низкие плачущие облака, сдувал верхушки серых волн. Чайки парили над пеной, растопырив лапки и слегка наклоняя крылья, чтобы держаться над водой. Красивые мальчики в симпатичных резиновых костюмах сидели, развалившись, на песке и ждали, когда небо прояснится. На украшенном черно-белыми узорами тротуаре Авенида Делфин Морейра Марселина поняла, что все еще сжимает в кулаке промокшие цветы. Она вынула одну орхидею из целлофана и кинула серферам. Те засмеялись, принялись махать ей руками. Она сажала цветы в щербатый от дождя песок Леблона, пока они не кончились. Началась приливная волна. Где-то в затылке нарастал шум, это был свист конца света, и слезы полились из пустот в ее черепе.

«Вы сказали, вы сказали, вы сказали. Но это была не я, это была не я». Но что?? Реалити-шоу? Даже когда она отчаянно, невзирая ни на что жаждала шока, потрясения, Марселина никогда бы не отправила такую карточку. Семья – никогда нельзя трогать семью. Но разве ты не делала того же в «Грязных свиньях»? Дружба заканчивалась, матери и дочери ссорились, семьи воевали?

На мосту через канал, который соединял лагуну с океаном, где кончался Леблон и начиналась Ипанема, она зубами разорвала пластиковую обертку на горлышке винной бутылки, вдавила пробку внутрь большим пальцем и принялась жадно пить импортное французское «Марго» за сто реалов. Велосипедисты и роллеры пялились на нее, проносясь мимо, колеса поднимали узкие волны дождевой воды. «Смотрите на меня, смотрите все, кто хочет». Дойдя до Арпоадора, она допило вино и выкинула пустую бутылку, та описала дугу в воздухе и приземлилась среди любителей спортивной ходьбы. Марселина откинула мокрые волосы с лица, чтобы сердито взглянуть на лица тех, кто на нее уставился.

– Что? Что?

Услышав короткий визг сирен, Хоффман с завыванием села прямо на землю и глазела на патрульную машину, словно та свалилась у ангела из-за пазухи. Женщина-полицейский помогла ей подняться на ноги. Капли дождя капали с козырька фуражки на поднятое лицо Марселины.

– У вас брюки заправлены в ботинки, – пролепетала Марселина.

– Поднимайтесь. Сколько вы выпили?

– Только вино, офицер, только вино.

– Вам должно быть очень стыдно за себя, еще и на публике. Вставайте.

– У меня красный пояс по капоэйре. Я могу вас выставить в очень-очень смешном свете. – Но рука полицейской на локте Марселины не дрогнула. Женщина повела Хоффман к машине, а ее напарник, широколицый мулатинью, трясся от смеха.

– Рада, что вам кажется это смешным, – пробурчала Марселина, когда ее с силой усадили в машину. – Ой, я вам всю обивку промочила. – Она попробовала вытереть капли рукавом. – А куда вы меня везете?

– Домой.

Марселина вцепилась женщине в форменную рубашку:

– Нет, не нужно туда, я не могу, она там.

Офицер быстро и решительно отцепила руки Мар-

селины.

– В таком состоянии вам нельзя находиться на улице. Куда вы хотите, чтобы я отвезла вас?

– К Эйтору, – сказала Марселина. – Отвезите меня к Эйтору! К Эйто-о-о-о-о-ору!

Он терпеливо поблагодарил офицеров, которые явно пришли в благоговейный трепет из-за того, что находятся в присутствии телевизионной знаменитости, и обрадовались, думая, какие истории теперь станут рассказывать. Марселина присела на верхнюю ступеньку крыльца, ручьи дождевой воды катились с морру, выраставшей за домом.

– К понедельнику это будет в журнале «Кень»[182],– проворчал Эйтор.

В том, что полуобнаженная женщина гарцует перед теми, кто смотрит с той стороны лагуны, есть скрытый эксгибиционизм, но, когда она же надирается и визжит возле черного входа – это совсем другое дело.