Феномен полиглотов - Майкл Эрард (2012)

Жизнь скромного студента, в один момент превратившегося в языкового гуру, Polyglot van Vlaanderen[81], закружилась вихрем. Он дал более семидесяти интервью для радио, газет и телевидения. Его появление на турецком телевидении привело к тысячам предложений руки и сердца. При этом вера турчанок в его славу или в почтовую службу Бельгии была настолько сильна, что некоторые отправили письма по следующему адресу: Северная Венеция, Лучшему Полиглоту Фландрии.

Вандевалле четко понимал, что произошло. Германс огласил правила, конкурс прошел по этим правилам, и он выиграл. Будь правила другими, возможно, выиграл бы кто-то другой. Но те, кто обрушил на него шквал внимания, не придавали этому никакого значения. «Йохан Вандевалле свободно говорит на двадцати двух языках», – пестрили газетные заголовки. Повышенное внимание веселило Йохана, но и докучало ему. «Мне задавали одни и те же вопросы сотни раз, и мне не хотелось рассказывать все заново, – поделился он со мной. – Вот поэтому я и не принял участия во втором конкурсе».

Во втором конкурсе?

Шел 1990 год, повышенное внимание к участникам «Полиглота Фландрии» успело улетучиться, и Юджин Германс направил свои организаторские способности на реализацию очередного проекта. Он решил, что проводить конкурс по тем же правилам не имеет смысла; если Вандевалле примет в нем участие, он снова выиграет. Поэтому Юджин решил расширить рамки конкурса и пригласить к участию все страны Евросоюза (в то время их было двенадцать). Бельгиец изменил некоторые правила. Теперь для участия в конкурсе необходимо было знать как минимум девять языков и предоставить в качестве доказательства своих знаний дипломы, сертификаты или письма от преподавателей. Система оценивания также поменялась. Вместо двадцатибалльной системы использовалась пятибалльная (низший балл – уровень «выживания» – минимум тысяча пятьсот слов; первая ступень промежуточного уровня владения; вторая ступень промежуточного уровня – ошибки встречаются, словарный запас варьируется от пяти до шести тысяч слов; продвинутый уровень, «достигнутый выпускником университета, изучавшим иностранные языки»; и наконец, высший балл – уровень носителя языка).

Жюри могло также давать дополнительные баллы за набор языков. «Если вы знаете все германские и все романские языки, это не слишком впечатляет, – рассказал мне Германс. – Но если в вашем языковом репертуаре китайский, арабский и испанский, это свидетельствует о наличии бо́льших языковых способностей, нежели знание испанского, французского и итальянского», и это может позволить заработать больше дополнительных баллов. Это исключает возможность победы за счет знания всех языков из одной семейства. Победителем уже не будет некто похожий на Вандевалле.

Германс дал членам жюри указание задавать участникам собственные вопросы, чтобы обеспечить настоящее общение, спонтанное и динамичное. Во время первого конкурса лучшие гиперполиглоты умело начинали беседу, «так как они точно знали, что нужно говорить, а чего не нужно».

Около двухсот человек отправили заявки на участие в этом конкурсе, получившем название «Полиглот Европы»; среди них были определены двадцать финалистов: трое греков (одна из них – Хелен Абадзи), трое англичан, двое шотландцев, трое бельгийцев, двое итальянцев, двое датчан и по одному представителю от Франции, Германии, Португалии, Нидерландов и Люксембурга. Йохан Вандевалле участия в конкурсе не принимал. Он устал от интервью представителям каждой газеты, каждого еженедельного журнала, каждой местной радиостанции, от ответов на одни и те же вопросы, от того, что с ним обращались как с диковинкой, редко проявляя научный интерес.